www.Mini-Portal.ru
НОВОСТИ:
.............................................
|
ГЛАВА III. СУБЪЕКТ НАУКИ ФЕНОМЕНОЛИСТСКОЙ МЕТОДОЛОГИИ И ЕГО ПЕРСПЕКТИВЫ
3.1. Истина и предметный мир науки
Переосмысление кантовского опыта по созданию Наукоучение. Начало нашего столетия ознаменовалось в науке, прежде всего, острейшими методологическими и философскими спорами по проблемам оснований научного знания и мышления.
В этот кризисный, в частности, для математики период плодотворно заниматься ею, быть ее творцами могли лишь математики с философским складом ума, как, впрочем, и в другие кризисные периоды развития науки. Кризис – это не только плохо и трудно. В периоды кризисного развития науки всегда открываются новые пути, перспективы. Генератором новых идей в эти периоды всегда оказывается философия, но не школьная философия, закрепленная в учебниках, а философствование, которое ломает устоявшиеся догматизированные рамки мышления. Для начала ХХ века понятия «выдающийся математик» и «философствующий математик» оказывались тождественными. Из круга этих проблем и вырос первый цикл работ Гуссерля.
Для этих исследований характерны внимание к основам логического и логико-методологического мышления в контексте философского анализа и заявка на программу очищения логики от психологизмов. Вышеизложенные обстоятельства делают понятным заявление, которое декларирует Гуссерль на первых страницах «Логических исследований»: «При таком состоянии науки, когда нельзя отделить индивидуальных убеждений от общеобязательной истины, приходится постоянно снова и снова возвращаться к рассмотрению принципиальных вопросов» [120: 15].
В этих условиях Гуссерль возвращается к Канту как классическому предшественнику и весьма негативно настроен в отношении Гегеля. Действительно, если Гегель снял трудности познавательного процесса постулатом о тождестве бытия и мышления, то Кант, как и сам Гуссерль, пытается построить чистую теорию наук, образующую основу наук о познании. Замысел Канта, по мнению Гуссерля, потерпел фиаско, поскольку Кант неверно понял содержание и объем этой чистой науки. Кант неправильно представлял себе предмет исследования. Он не понял того, что теория познания сама есть познание. Поэтому, прежде чем пытаться строить чистую теорию основ знания, необходимо исследовать само понятие познания, нужно задаться вопросом, где следует искать критерий познания. Если проанализировать понятие познания, то становится ясным, что познание есть нечто принадлежащее субъекту, а в таком случае критерий научного познания не может не быть субъективным.
Поэтому Гуссерль, следуя Канту, обращается к очевидности, как к первейшему критерию всякого научного знания. Очевидность может оставаться как в аспекте индивидуальной очевидности, очевидности определенного эмпирического субъекта, так и в плане абстрактно-всеобщей очевидности. «Переживание совпадения мыслимого с присутствующим, пережитым, которое мыслится, – между пережитым смыслом высказывания и пережитым соотношением вещей – есть очевидность, а идея этого совпадения – истина» [120: 216]. Таким образом, «самым совершенным признаком истинности служит очевидность: она есть для нас как бы непосредственное овладение самой истиной» [120: 24].
Субъект науки и проблемы наукоучения. В начальный период Гуссерль не интересуется индивидуальной очевидностью и индивидуальным познанием. В конце своего творческого периода он возвращается именно к этим проблемам. Пока для Гуссерля совершенно ясно, что научное познание есть всеобщее познание. Поэтому предметом его исследования оказывается познающая деятельность абстрактного научного субъекта. Этот субъект не психологический, как индивидуальный эмпирический субъект.
Субъект науки логический. Гуссерль резко выступает поэтому как против психологизма в логике, так и субъективизма в понимании познания. Он выступает против субъективизма психологического с позиций субъективизма логического. Он требует исследования не познавательных индивидуальных актов, на основе которых якобы можно выяснить общие законы мышления, а всеобщих понятий, среди которых познание, предмет, свойства, отношение, истина. Вот совокупность таких понятий и составляет предмет истинной логики. Традиционная логика, по Гуссерлю, не рассматривает содержание всеобщих понятий познания. Современная ему логика есть либо психологическая наука о мышлении, либо технологическая, предлагающая схемы хода мышления.
Аналогично Канту, Гуссерль видит в элементах будущей чистой логики раму (форму), структуру всякого научного знания, всеобщее его условие. При этом он подчеркивает, что источник, способ бытия этой рамы иной, нежели источник, способ бытия конкретного наполнения этой рамы, этой формы. Конкретное содержание каждой науки продиктовано ее предметом, объектом, в то время как рама познания существует отнюдь не в этом объекте. Она есть структура чистого субъекта науки, научного мышления как такового. Всеобщее условие научного познания можно выявить, лишь анализируя всеобщее понятие, а не само содержание научного знания, т.е. конкретный материал, наполняющий их.
Из этого следует, что первая задача при построении наукоучения, предварительное условие построения теории науки, состоит в четком разведении переменчивого содержания знания и его всеобщей рамы (формы, структуры), выявление этой рамы в чистом виде. Именно к этому исследованию, выявлению принадлежащей субъекту науки рамы, формы научного мышления и применим гуссерлевский критерий самоочевидности. То есть, для Гуссерля критерий самоочевидности не универсальный, не общенаучный критерий. Он работает только в области метанауки. Поэтому Гуссерль не возвращается даже к источникам математики, т.к. в этой области также пытаются применить критерий к самим исходным содержательным понятиям или к их опытному эмпирическому происхождению. Критерий очевидности субъективен и не может применяться к содержательным понятиям. Гуссерлевская очевидность и декартовская очевидность – это не одно и то же, декартовская очевидность применима только к содержательным понятиям.
Конечно, по Гуссерлю, в любом реальном научном знании оказываются слитыми всеобщая субъективная схема с данными, имеющими предметное происхождение. Здесь заключен познавательный источник трудностей, которые переживает современная ему наука, склоняясь к релятивизму, в частности, математика.
Проблемы математики те же, что и других наук. Ученые не желают замечать, что содержание математики составлено из двух разнородных компонентов и имеет два разных источника и основания. Данный упрек в той же степени относится и к современным физикам-теоретикам. Научившись применять математические конструкции в качестве скелета содержательной физической теории, ученые очень часто не различают источника этих математических конструкций и источника их интерпретации.
Обсуждение проблемы взаимоотношений формализмов и физической реальности является очень болезненной для физиков последних десятилетий. Кредо Галилея – Книга природы, написанная языком математики, или кредо крупнейшего физика ХХ века Гейзенберга: «Современная физика выступает против положения Демокрита и встает на сторону Платона и пифагорейцев» [103: 36], – уже не устраивают современных физиков; формализация, математизация физики зашла настолько далеко, чтобы ученые не начали отдавать себе отчет в том, что математика не язык природы, а человеческий язык, в котором пытаются рассказать о физической реальности; что математическая формулировка физических уравнений и сами эти уравнения находятся в сложных отношениях с физической реальностью, настолько сложных, что говорить об отражении или считывании информации крайне проблематично.
Эти трудности хорошо были показаны уже в конвенционалистской концепции Пуанкаре, уходящей своими корнями в средневековые концепции двух родов истин. Его первая философская работа «Гипотеза и наука» вышла в 1902 году, т.е. в то же время, когда вышла работа Гуссерля «Логические исследования». Согласно Пуанкаре, если говорить коротко и грубо, законы науки суть условные соглашения, конвенции, которые мы принимаем, исходя из субъективных критериев: простоты, удобства, красоты, изящества, стройности теории и т.д. Гуссерль несколько иначе развертывает эту проблему – вся совокупность знания, содержательная теория состоит из двух компонентов – один идет от логического субъекта науки, другой от объекта. Логический субъект науки, в конечном счете, оказывается просто субъектом.
Попытаемся объяснить эту постановку вопроса на пространном примере из истории математики. У древних греков вся практическая математика была вынесена за рамки теории. Древнегреческая математика, а затем и ее преемник – европейская математика – это не внесубъективное образование, это не количественное копирование реальностей в виде формул. В дальнейшем развитии, при попытках ее формализации, она утеряла содержательную компоненту, стала формальной наукой, в которой рассказывается об отношениях между знаками. Эту форму можно наполнять, в принципе, чем угодно и получить, к примеру, математизированную физику, математическую физику, физическую геометрию или геометрическую физику.
Это уже не внесубъектная реальность, это нечто большее, это чтото другое. Её содержание – уже нечто иное, совершенно иное по сравнению с первоначальным. Эти рассуждения имеют целью проиллюстрировать проблему, в частности, поднятую Гуссерлем и Пуанкаре. Нельзя видеть в теоретической науке только одно основание, один источник. Когда об этом забывают, то наступает такой кризис, что изменение содержательной части теории рассматривается как изменение всех ее компонентов. Отсюда субъективизм и релятивизм в отношении самих фундаментальных оснований.
Из релятивизма и субъективизма вырастает психологизм в понимании научных законов, которые выводятся из того же источника, что и эмпирические знания. Психологизм рассматривает всеобщее основание мышления, как знание эмпирических фактов, эмпирической данности, рассматривает сами законы и формы познания, как обобщенный эмпирический факт, трактует их как закрепленную привычку успешной мыслительной деятельности.
Вот в этом, по Гуссерлю, и состоит главное препятствие в развитии самих эмпирических наук. Оно связано с неверным пониманием природы абстракции и связанных с нею методов, в эмпирическом понимании сущности абстракции. Обычно критика эмпиризма сводится к критике индуктивизма в логике. Дескать, из тысячи мышей получаем путем абстрагирования одного слона. Дело также заключается не в том, что процесс абстрагирования входит в интуитивное предвосхищение результата, под который подбираются потом доказательства.
Процесс абстрагирования по Гуссерлю составляют два процесса: во-первых, всеобщая мыслительная форма, субъективная форма, которая выражается через общие понятия – предмет, закон, истина и т.п., а с другой стороны – эмпирически индуктивные формы. Эмпиризм и индуктивизм сами по себе не хороши, не плохи. Односторонность вырастает из того, что акцент делается только на них. В процесс абстрагирования, конечно, входит и дедукция, но это не меняет положение дел, если во главу угла не ставится всеобщая форма, если забывают о ней.
Неправильное, по мнению Гуссерля, представление о сущности абстракции заводит, в свою очередь, в тупик всякую попытку построить метод научного исследования, не говоря уже о том, что это мешает пониманию исследований. Ход мыслей Гуссерля заключается не в том, чтобы соединить индукцию и дедукцию или сделать индукцию более обоснованной, представить ее, к примеру, как скрытую форму дедукции, вместо индуктивной модели познания предложить индуктивно-дедуктивную или дедуктивно-индуктивную модель. Все это тупиковые ходы, это совершенствование тех путей, по которым шла логика, это тупики, потому что не хватает еще одного момента.
Все права защищены © Copyright
|
