НОВОСТИ:

<< Глава 2, п.2(4)

СОДЕРЖАНИЕ

Далее:  Глава 2, п.2(6) >>

 Конвенционалистские установки продолжают «работать» у Карнапа и по другим вопросам. К примеру, в проблемах классификации научных понятий, выбора и определения единиц измерения, в проблеме построения научных систем. Так, для Карнапа нет принципиальной разницы в вопросе «геометрия плюс физика» между вариантами Пуанкаре и Эйнштейна. Вопрос сводится Карнапом лишь к удобству и простоте теории, и недаром у него термин «эквивалентные теории» заменяется термином «равноценные теории». С этой позиции неважно, адекватно или неадекватно теории описывают мир, лишь бы был результат, а критерием для этого выступают удобство и простота. Если проще и удобнее работать с вариантом Эйнштейна, то признаем теорию Эйнштейна как более удобную и простую, но не как более адекватно описывающую физическую реальность. Тем самым снимается вопрос об объективности научного знания, об истинности научных теорий. Парадокс заключается в том, что эти конвенционалистские установки помогают Карнапу по-своему решать вопрос о диалектике познания.
Таким образом, в ходе своей философской эволюции Карнап от крайне конвенционалистских, неопозитивистских стратегем приходит к версии мягкого, утонченного конвенционализма, что отмечают и ряд отечественных исследователей философии науки [см.: 103, 80-85, 117, 118, 86-94, 119-121, 99, 122, 113,123, 124, 125, 126, 127, 128-130].
Признавая конвенциональность искусственных языков, семантики научных понятий, а, следовательно, и конвенциональность теоретических построений, Карнап с необходимостью приходит к признанию конвенциональности научного факта и эмпирического уровня научногознания.

Попперовский конвенционализм. Если конвенциональные требования Карнапа относятся в основном к логико-математическим системам и не выходят за сферу предельно абстрактного теоретического знания, то известный британский философ науки 20 века К. Поппер, в отличие от членов Венского кружка, обращает внимание прежде всего на конвенциональную обусловленность базисных предложений, фиксирующих опытное знание. Кроме того, и опять-таки в отличие от воззрений членов Венского кружка, своеобразие Поппера заключается в замене «конвенционализма, основанного на соглашении, конвенционализм решения, своеобразным "солоконвенционализмом"» [131, с. 22].
В отличие от протокольных предложений Карнапа и Нейрата, Поппер говорит о «базисных предложениях», понимая под ними предложения, которые могут служить предпосылкой для эмпирической проверки, т.е. утверждения об отдельных фактах. Эти предложения вводятся в научную систему с целью сформулировать прогноз и проверить по нему нашу теорию. Они представляют, и это важно, не констатацию непосредственных чувственных данных опыта , а далеко выходящую за ее пределы рациональную гипотезу. «Ибо, – утверждает Поппер, – мы не можем произнести научного утверждения, которое не выходило бы далеко за пределы того, что может быть достоверно известно «на основе непосредственного опыта»… Каждое описание использует общие имена (или символы, или идеи); каждое утверждение имеет характер теории, гипотезы» [38, с. 94-95], выраженной в логической форме «сингулярного экзистенциального предложения».
Здесь Поппер фиксирует тот факт, что опыт упорядочивается теорией, строится в соответствии с ней. Ведь нет чистого опыта, весь он пронизан теориями, в том числе и метафизического характера, как считает Поппер, даже мифами и своего рода бессознательными врожденными ожиданиями. Критикуя традиционно эмпирическую позицию неопозитивизма, Поппер подвергает сомнению его тезис о существовании абсолютных базисных суждений, подлежащих принятию на веру и являющихся гарантом достоверности теоретического знания. Фактуальные предложения подвержены ошибкам в той же степени, что и теоретические положения. Поэтому всякое базисное предложение требует постоянной новой проверки: «ибо любое базисное предложение может в свою очередь быть подвергнуто испытанию, причем в качестве пробного камня используется любое из базисных предложений, которое может быть из него выведено с помощью проверяемой теории или какой-либо иной. Эта процедура не имеет естественного конца. Таким образом, если испытание должно нас куда-либо вести, то не остается ничего более, как остановиться в том или ином месте и сказать, что в данное время мы удовлетворены» [38, с. 104]. Чтобы процедура проверки не уводила нас в «дурную бесконечность», Поппер предлагает при дедуктивной проверке останавливаться на тех фактуальных утверждениях, «о принятии или об отвержении которых различные исследователи достигают соглашения» [см.: 38, с. 151].
Иначе говоря, мы решаем остановиться на данном базисном предложении, памятуя о том, что это временная остановка, обусловленная только тем, что данное базисное предложение легко проверить. Базисное предложение принимается как догма, – но при условии, что оно не окончательно; оно принимается на основе решения, связанного с опытом, но не доказывается опытом; оно принимается условно, но в согласии с процедурой, руководимой правилами, главными из которых является требование не принимать случайных (логически не связанных с теорией) предложений.
Утверждение об условном, договорном принятии базисных предложений вносит в методологию Поппера конвенциональный элемент. Это и есть тот самый конвенционализм решения, которым позиция Поппера отличается от предшествовавших ей версий конвенционализма. «Базисные предложения принимаются как результат решения или соглашения; и в этих пределах являются конвенциями» [38, с. 106]. Конвенционализм Поппера становится тем более заметным, если принять во внимание ту роль, которую играют эмпирические (имеющие характер конвенции) факты в его фальсификационистской методологии, когда одно-единственное базисное предложение в состоянии служить достаточным основанием для опровержения устоявшейся и опробированной теории. Хотя, на первый взгляд, в попперовском конвенционализме растворяется неопозитивистская версия редукционизма, и подтверждающие факты лишаются своего былого ореола, но следует заметить, что лишь за тем, чтобы выделить роль тех базисных предложений теории, которые входят в класс ее потенциальных «фальсификаторов».
Если Поппер прав в том, что нет абсолютно достоверных и неизменных «базисных предложений» науки, то нельзя признать верной его мысль о том, что теория опирается на опыт не иначе как на повод для принятия решения о том, какие базисные суждения следует считать приемлемыми, ведь «принятие их является частью применения некоторой теоретической системы, и именно этот вид применения теории обусловливает возможность всех других применений данной теоретической системы» [36, с. 147].
Сам Поппер так отвечает на обвинения его в конвенционализме: «… от конвенционалистов меня отличает убеждение в том, что по соглашению мы выбираем не универсальные, а сингулярные высказывания. От позитивистов же меня отличает убеждение в том, что базисные высказывания не оправдываются нашим непосредственным чувственным опытом, но они – с логической точки зрения – принимаются посредством некоторого акта, волевого решения» [36, с. 145]. Поппер в своих работах пытается отмежеваться от радикального конвенционализма, более того, он критикует этот конвенционализм, ибо прекрасно понимает и открыто об этом заявляет, что последовательный конвенционализм делает невозможным проведение в жизнь его программы фальсификационизма. Но критикует он конвенционализм абстрактно, понимая под ним лишь логическую доктрину, а не методологическое направление. При этом объективную истину он понимает как интерсубъективность и в этом главном вопросе ничем не отличается от конвенционалистов. Критика Поппером конвенционализма носит характер тех самых «конвенционалистских уловок», против которых он сам так активно выступает. Это и не удивительно: так как эмпирический базис науки, по Попперу, полностью конвенционален, то это заставляет Поппера, хочет он того или нет, признать зависимость и судьбу теоретических положений от конвеционально принятых фактов. В концепции Поппера вообще возникает своеобразный конвенционалистский круг: «… эмпирическая наука может быть определена при помощи ее методологических правил» [36, с. 79], а «методологические правила рассматриваются мною как конвенции» [36, с. 78]. Крайне сомнительно звучит обещание Поппера ученым: «только исходя из следствия моего определения эмпирической науки и из методологических решений, основывающихся на этом определении, ученый может увидеть, насколько оно соответствует интуитивной идее о цели всех его усилий» [36, с. 80].
Не менее сомнительно звучит его обещание философам с помощью его научного метода докопаться до тех скрытых конвенций, которые являются причинами противоречий существовавших доселе теорий познания. Да и главная задача, которую ставит перед собой Поппер, - создание эффективного критерия отличия научного знания от ненаучного, оказывается изначально неразрешимой, т.к. «… мой критерий демаркации следует рассматривать как выдвижение соглашения, или конвенции» [36, с. 59].

Проявляйте уважение!
При копировании материала, ставьте прямую ссылку на наш сайт!