НОВОСТИ:

<< Глава 19, $1

СОДЕРЖАНИЕ

Далее:  Глава 19, $3 >>

ГЛАВА XIX. НАЧАЛО ПОЗИТИВИСТСКОЙ ПЕРЕОЦЕНКИ

§ 2 Возрождение номиналистской традиции и метафизики Миллем

1. Д.С. Милль (1806-1873) и его номиналистская версия позитивизма

После знакомства с работами Конта Милль принимает его позицию, о чем говорит переписка, но социальные взгляды и теократическую деятельность Конта Милль, как здравомыслящий англичанин, конечно же, принять не может. Традиционный британский скептицизм сыграл в этом не последнюю роль. Приняв в целом позицию Конта, Милль не становится правоверным контистом, а в большей степени следует традициям туманного Альбиона. Более того, Милль в большей степени ориентируется именно на номиналистское течение английского эмпиризма, близкое к позиции Гоббса и Беркли, а также к скептицизму Юма.
Согласно этой номиналистской традиции, он принимает субъективно-объективную модель познания, в достаточной степени психологизированную. Об объекте Милль пишет: “Итак, вещество, материя, может быть определено постоянной возможностью ощущений” [40: 187]. Феноменологизм и скептицизм миллевской позиции удачно иллюстрируется следующей цитатой: “О внешнем мире мы не знаем и не можем знать абсолютно ничего, кроме испытываемых нами от него ощущений” [41: 54].
Номиналистски определяя субъект познания, т.е. “Я” как “постоянную возможность чувствования”, а тело, вещь, вещество, как “постоянную возможность ощущений” [40: 200, 201], т.е. как источник ощущений, Милль определяет познание вещи как выстраивание психологического ряда ощущений, т.е. как создание образа вещи,  и вопрос о связи этого образа вещи с самой вещью остается, согласно номинализму и скептицизму, открытым. Поэтому совершенно естественным звучит для Милля следующее резюме: “О самой природе как тела, так и духа мы ... не знаем ничего, кроме ... возбуждаемых телами, а духом испытываемых состояний сознания” [41: 55]. В связи с вышеизложенным возникает вопрос: что же объединяет позиции Милля и Конта? Это, прежде всего, отношение к содержанию науки, которая является описанием фактов, а не объяснением их подлинной сущности и отношением к самому факту. “Я полагаю, что самая мудрая вещь, которую мы можем сделать, это принять необъяснимый факт без всякой теории того, каким образом он имеет место...” [40: 201].
После работы “Обзор философии сэра Гамильтона”, что, впрочем, типично и для современных английских методистов, Милль пишет свой капитальный труд “Система логики силлогической и индуктивной”, 1843 г. – труд, который после работ Ф. Бэкона по разработке индуктивной логики, является определяющим.
Логика индуктивная (а по Миллю дедуктивная логика является скрытой формой индуктивной)  универсальная форма методологии научного познания. Как правоверный английский эмпирист, Милль в качестве образца научного знания избирает именно естествознание, а не математику. Поэтому именно индуктивная логика принимается как универсальная форма познания. Свое позитивистское настроение по поводу науки Милль выражает следующим образом: “Логика представляет собой нейтральную почву, на которой могут встретиться и подать друг другу руки последователи как Гартли, так и Рида, как Локка, так и Канта” [41: 11].
Для эмпириста Юма естественным является индуктивная логика как обобщение опыта, а, в свою очередь, данный опыт является источником и критерием оценки нашего знания. Поэтому для Милля сверхзадачей является “опыт сделать материалом опыта” [41: 260]. В противном случае Милль выступил бы как разрушитель традиционной английской и философской культуры. Это в еще большей степени подчеркивается в его номиналистской позиции. Поэтому для него не существует (на уровне декларации), а точнее, не должно существовать никакого априорного или интуитивного знания. Еще раз подчеркнем: все знание имеет своим источником опыт: ощущения или основанные на них внутренние психические состояния. Поэтому обобщение этого опыта, или “индукция  есть такой умственный процесс, при помощи которого мы заключаем, что то, что нам известно за истинное в одном частном случае или в нескольких случаях, будет истинным и во всех случаях, сходных с первым (или первыми) в некоторых определенных отношениях” [41: 260].
Несмотря на все усилия по разработке научной, т.е. элеменативной индукции, Милль признает ее принципиальную ограниченность  принципиальную незаконченность опыта. Так как человеческий опыт принципиально не конечен, не завершен, то мы анализируем один или группу фактов и, исходя из этого, делаем обобщение. Вот эти обобщения и называются законами, а так как такого рода обобщения носят проблематичный характер, то Милль показывает, что закон выполняет не столько объяснительную функцию, сколько описательную. Закон  экономная, сокращенная запись, описание одного или группы фактов. У Милля в отношении законов прослеживается традиция Юма и Канта. Юм утверждает, что наше описание о познание фактов действительности основано на ассоциативности нашего мышления, на ожиданиях. Подлинная сущность вещей нам недоступна.
Для подведения теоретической базы под свое понимание закона и научной индукции номиналистики и позитивизма Милль вынужден прибегнуть к той самой метафизике, против которой он так яростно выступал. Он вводит принцип постоянного единообразия природы как априорный постулат, который понимается как “положение, что порядок природы единообразен ... есть основной закон, общая аксиома индукции” [41: 278]. Как всякая аксиома, данный постулат должен, конечно же, приниматься без доказательства, в силу его очевидности, которая коренится в опытном знании, а, следовательно, индукция получает свое оправдание через индукцию, что логически некорректно, но можно принять как метафизическое допущение, как неотъемлемую черту нашей познавательной деятельности. Это единообразие основано на сосуществовании и последовательности явлений. Единообразие, особенно в последовательности явлений, позволяет нам формулировать законы, предсказывать события, успешно действовать. Единообразия, достоверность и всеобщность которых подтверждены опытом, Милль выделяет как законы. Далее, миллевские рассуждения совпадают с контовскими: объяснение явления  подведение его под закон, а объяснение закона  сведение его к закону более простому, общему и доступному. Наивысшим единообразием, выражающим, по мнению Милля, весь человеческий опыт является закон причинной связи, “корень всей теории индукции” [41: 294].
Законы единообразия, причинность как универсальная и всеобщая форма единообразия, выражают последовательность явлений, а эта последовательность как у Юма, так и у Милля, основывается на психологических ассоциациях и ожидании, что тоже является метафизическим допущением. К такому роду допущений можно отнести и миллевское понимание естествознания как стандарта научности. По мнению Милля, “его опытность” и индуктивность нужно перенести в область математики, социологии и антропологии.
Милль так же, как и Конт, выступает против “анархии умов” и за альтруизм как системно-образующий принцип социального благополучия и утилитаристской морали. Этот альтруизм он понимает как одну из заповедей Христа: “Делайте другим то, что вы хотите, чтобы делали вам: это золотое правило Иисуса Назарея представляет совершеннейшее правило утилитарной морали” [см.: 41]. Уточним это положение по Евангелию от Матфея (712): “Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки”. Этот принцип тоже нельзя отнести к индуктивному обобщению опыта. Выражаясь философским языком, эту заповедь, эту константу бытия можно назвать метафизическим допущением.
Итак, последними рассуждениями мы хотели подтвердить один из тезисов данной монографии  одной из типических черт философии, начиная со второй половины XIX века, является движение от анти-метафизики к метафизике. Даже позитивизм  наиболее яростный критик метафизики  не может обойтись без нее. Конт, Милль и последующие позитивисты, выгоняя метафизику через окно, оставляют открытыми двери: добро пожаловать, госпожа Метафизика! Только смени одежды и притворись невинной философией, как ты это уже не раз делала.

Проявляйте уважение!
При копировании материала, ставьте прямую ссылку на наш сайт!