На главную
www.Mini-Portal.ru

..

НОВОСТИ:
..........................................

   HardWare.

   Интернет.

   Технологии.

   Телефоны.

   Нетбуки.

   Планшеты.

   Ультрабуки.
..............................

.............................................

Поиск по сайту:

.............................................

.............................................

.............................................

..........................................

.............................................

Яндекс.Погода
Философия на mini-portal.ru
Далее:  Глава 3, $1 >>

Глава 2. Научная истина и ее критерии

3.Плюрализм научных истин.

       Очевидным  фактом  как  истории науки, так и ее современного состояния, стало то, что на один и тот же изучаемый объект наука способна посмотреть по-разному, предлагая его различные модели и теории, зачастую противоречащие друг другу. В философии и методологии науки этот факт и те гносеологические вопросы, который он поднимает, получил название проблемы конкурирующих теорий. Особенно острое гносеологическое звучание эта ситуация имеет место при обсуждении проблемы истинности фундаментальных или «парадигмальных» (Т. Кун) конкурирующих теорий. Число  таких  противоречащих друг другу теорий, каждая из которых претендует не просто на истинное, а иногда и на единственно истинное  знание о познаваемой области действительности, постоянно растет вместе с развитием науки. Наиболее  яркими и хорошо известными из истории естествознания примерами подобных конкурирующих теорий являются:  геоцентрическая и гелиоцентрическая система мира; эвклидова и неэвклидовы геометрии; аристотелевская и ньютоновская физика; классическая механика и  теория относительности; классическая механика и квантовая механика; классическая и конструктивная математика;  корпускулярная и  волновая теория света и вещества; ламаркизм  и дарвинизм; детерминизм и индетерминизм; причинность и  телеологизм; элементаризм  и  холизм; классическая термодинамика и  синергетика; классическая модель бесконечной и вечной Вселенной и   релятивистская модель Вселенной, как имеющей начало во времени, конечной в пространстве и при этом эволюционирующей; и  т.д. и т.п. Как относиться к этим фактам конкуренции научных теорий, иногда заканчивающейся  сменой одной фундаментальной теории другой, несовместимой и даже  «несоизмеримой» с ней (Т. Кун)?  Здесь возможны только три ответа. Первый. Наука принципиально  не способна своими методами и средствами познания достичь истинного знания об изучаемой ею действительности. Ее удел - конструирование различных, практически полезных  гипотез об изучаемых объектах. Конечно,  любая научная гипотеза должна удовлетворять достаточно серьезным требованиям своей пригодности в качестве элемента научного знания: большая объяснительная и предсказательная сила гипотезы, ее точность, полезность, эмпирическая и теоретическая обоснованность. Но как убедительно показано в современной философии науки, соблюдение всех этих требований  отнюдь не может  гарантированность ее истинность. Второй. Наука способна дать  и дает истину, но это лишь только приблизительное, а не абсолютно достоверное знание о познаваемых ею объектах. Третий. Наука  способна дать точную и  однозначную истину об объекте, но всегда лишь  неполную по отношению к  реальному содержанию объекта. И это  необходимая плата за использование научного способа познания, требующего всегда конкретного и ограниченного набора абстракций и логических  средств построения точной и контролируемой  модели объекта. Необходимым следствием третьего ответа является признание  неизбежного (однако, при этом отнюдь не безбрежного) плюрализма научных истин.
Природа плюрализма научных  истин была хорошо объяснена только в философии науки XX в. В ней плюрализм научных концепций и теорий рассматривается как необходимое следствие действия ряда гносеологических факторов:
1) конструктивного характера теоретического мышления;
2) отсутствия абсолютно надежного, «окончательного» эмпирического и/или теоретического базиса любых концепций;
3) ограниченной разрешающей силы любых эмпирических или теоретических моделей по отношению к своему предмету («прототипу»);
4) принципиальной неустранимости из науки неявного и личностного знания;
5) социальной природы научного познания.
Неполнота любых научных концепций была почти одновременно осознана в разных областях науки уже в 30-е годы XX в. (корпускулярно - волновой дуализм в физике, принципиальная неполнота любых формализованных моделей содержательных математических теорий — Гедель и т.д.). Оказалось, что в силу отсутствия принципиальной возможности окончательного эмпирического или теоретического обоснования любой концепции (поскольку при всех таких попытках «регресс в бесконечность» и неопределенность всегда гарантированы), выбор между альтернативными концепциями и предпочтение одной из них как истинной или более вероятной не может быть решен на чисто логических или  когнитивных основаниях. И здесь принципиальным оказывается факт  социального характера научного познания, подлинным субъектом которого выступает не отдельный ученый, а научный коллектив и прежде всего соответствующее дисциплинарное научное сообщество. В конечном счете, предпочтение той или иной концепции отдается только в результате  научных коммуникаций между членами научного сообщества и длительных, подчас драматичных научных дискуссий и «переговоров» его участников (в ходе критики, влияния научных авторитетов, традиций, школ, оценки практической значимости концепции и т.д.). Эти «переговоры», имеющие ярко выраженный социальный характер, как правило, заканчиваются выработкой определенного научного консенсуса. Однако, как показывает история науки, такой консенсус никогда не является и не может быть в принципе окончательным и не подлежащим пересмотру в будущем, в частности, другими поколениями ученых.  Как  показали социологи  научного  познания (М. Малкей, Дж. Блур,  Кнорр-Цетина и др.), выработка  научного консенсуса по вопросам  истинности научных концепций может занимать довольно длительное время. Особенно если это затрагивает вопросы пересмотра устоявшегося, парадигмального знания  (неевклидова геометрия — около 50 лет,  частная теория относительности — около 15 лет, квантовая механика — около 25 лет, гелиоцентрическая модель солнечной системы — около 200 лет и т.д.). Все такого рода когнитивные переговоры включают в себя как минимум три репертуара, три вида дискурса: эмпирический, теоретический и социальный. Важно подчеркнуть, что научный консенсус имеет не чисто когнитивный, а когнитивно - волевой характер. Это означает, что проблема истины — это не только дело опыта и разума, но и когнитивной  воли. Именно благодаря когнитивной воле обрывается бесконечный регресс в эмпирическом и теоретическом обосновании научной концепции и преодолевается всегда имеющая место недоопределенность и имплицитность любого знания. Именно когнитивная воля лежит в основе принятия субъектом познания решения об истинности того или иного фрагмента научного знания. Разумеется, эта воля не произвольна, а органически включена и детерминирована той системой факторов, которые образуют когнитивную систему отсчета субъектов познания. При этом всякая воля имеет своими неизбежными «спутниками» и средствами реализации определенное мужество и ответственность субъекта за принимаемые решения. В полной мере это относится и к когнитивной воле субъекта научного познания при решении им вопроса об истинности той или иной концепции. Мужество, когнитивный нонконформизм — такие же необходимые условия осуществления научной деятельности, особенно при радикальных теоретических инновациях, как и прогресс в  любом другом виде человеческой деятельности. Бруно, Коперник, Лобачевский, Кантор, Эйнштейн, Павлов, Бор, Ландау и их когнитивное поведение —  наиболее яркие примеры демонстрации этого важнейшего качества субъектов научного познания.
В свете вышесказанного становится, например, понятным кажущееся на первый взгляд в высшей степени парадоксальным знаменитое высказывание Эйнштейна о том, что как ученому ему дал больше Достоевский, чем Гаусс. Спрашивается, чему могли научить гениального физика произведения великого русского писателя? С нашей точки зрения ответ может быть только такой: осознанию свободы и ответственности в качестве родовых свойств (атрибутов) человека, в том числе и в качестве познающего субъекта по отношению к познаваемой им действительности. В силу врожденной человеку свободы, с одной стороны, и необходимости действовать, с другой, он часто находится в ситуации выбора, когда необходимо время от времени «переступать  черту», отделяющую прошлое и будущее, и принимать решение в условиях всегда неполной определенности со всеми вытекающими отсюда последствиям за принятое решение. А для этого необходимо мужество, в том числе и при принятии ответственных когнитивных решений. Молодой А. Эйнштейн, как известно, бросил решительный вызов классической механике  и в итоге  стал  автором теории относительности. А. Пуанкаре,  напротив, не решился на такой шаг, считая, что он и так сделал немало открытий  в математике и физике. Ф. Гаусс также не стал автором неевклидовых геометрий именно потому, что убоялся общественного мнения математиков в отношении истинности неевклидовой геометрии, бросавшей вызов (и при этом весьма рискованный) тысячелетней математической и умственной традиции человечества. Н.И. Лобачевский же и Я. Бойаи, напротив,  решились на этот шаг, изменив привычному  стереотипу геометров рассматривать реальное пространство как неизменно плоское, не имеющее кривизны. Гаусс оказался прав лишь тактически: математическое сообщество в лице своих видных представителей (в России, например, это Остроградский) действительно устроило мощную обструкцию авторам  неевклидовой геометрии как создателям неполноценной (и, скорее всего, противоречивой) математической теории. Они так и умерли, не испытав радости признания своего эпохального свершения. Процесс выработки научного консенсуса среди математиков по принятию новых геометрий в качестве математически полноценных и истинных длился около пятидесяти лет (1825 ~1875). Таким образом,  стратегически Лобачевский и Бойаи оказались все же правы. Кстати, одним из важных факторов, резко ускорившим такой консенсус, явилась посмертная публикация личной переписки Гаусса, в которой общепризнанный «король математиков» XIX в. положительно отзывался о возможной истинности неевклидовых геометрий.
Необходимо отметить, что история с открытием и принятием научным сообществом математиков неевклидовых геометрий является не только кристально ясной познавательной моделью, но и довольно типичной для развития науки в целом. Именно это дало основание пониманию истории науки как «драмы идей» многими видными учеными и философами (А. Эйнштейн, Н. Бор, М. Льоцци, Т. Кун и др.). Выработка научного консенсуса,  осуществляемая субъектами научного познания, является таким же объективным процессом, как и установление справедливой цены товара в ходе взаимодействия между участниками экономического пространства. Различие  же между естествознанием и социально-гуманитарными науками в отношении научного консенсуса состоит лишь в том, что если в первом случае консенсус есть достижение согласия между определенным видением природы  и самой природой, то во втором — между взглядами ученых на общество и самим обществом.
В диалоге естественника со своим объектом — природными процессами и явлениями, решающее слово принадлежит именно природе. Дело в том, что она не есть создание рук человеческих, и  человек вынужден не только с ней взаимодействовать, но при этом еще и приспосабливаться к ней, считаясь с ее законами. При исследовании же социокультурной реальности ситуация существенно иная. В этой сфере, созданной усилиями человека, субъективная составляющая содержится не только в отчужденных и объективных продуктах его деятельности (материальная культура, социальные структуры и институты, массовое сознание и др.), но и входит в качестве активного, творческого элемента в саму исследуемую реальность. Здесь больше партикулярности, уникальности, текучести, относительности, неопределенности и случайности. Здесь гораздо труднее установить разграничительные линии между явлениями, событиями, процессами. Они часто сливаются, теряют четкие очертания и как бы «наплывают» друг на друга. Создается впечатление многозначности, мозаичности и даже произвольности. Но именно в силу указанных обстоятельств в социально - исторических, политологических и культурологических исследованиях тем более важно руководствоваться методологией, которая нацеливает на выявление объективных оснований, четких контекстов, главных направлений детерминации, вооружает исследователя методами научного абстрагирования и анализа, способами поиска  истины.
Сегодня для большинства философов и ученых стало очевидным , что и в естествознании постановка и решение тех или иных научных проблем,  а также способы их интерпретации не могут быть полностью адекватно осмыслены вне культурно - исторического контекста, вне господствующего в данную эпоху стиля научного мышления, вне тех или иных методологических установок, парадигм (Т. Кун), «тем» (Дж. Холтон) и т.п. И это не только часто неосознаваемый учеными «культурный фон», но и самые обычные экономические и социальные факторы, которые постоянно оказывают влияние на развитие естествознания. У известного философа и методолога науки XX века Х.-Г. Гадамера по этому поводу читаем: «В насквозь организованном обществе каждая группа интересов разворачивается по мере ее экономической и социальной власти. И научное исследование она оценивает также согласно тому, в какой мере его результаты будут полезны или вредны ее собственной власти. В этом отношении любое исследование должно опасаться за свою свободу, и любой естествоиспытатель знает, что его открытия с трудом могут добиться признания, если они невыгодны господствующим интересам» [5, c. 11].
Исторические, социальные и культурные факторы, конечно, могут деформировать, искажать, огрублять  результаты познания, демонстрируя при этом историческую ограниченность любых усилий людей познать окружающий их природный и социальный мир. Но вместе с этим не менее  справедливо утверждать, что исторический, социальный и культурный контекст является абсолютно необходимым условием самой возможности научной истины, в том числе и в естествознании. Сходство в способах познания мира между естествознанием и социально-гуманитарными науками вытекает из единого для них стремления — рационального постижения мира. В социальном познании научная истина возможна точно в том же смысле, как и в естественных науках, а именно как соответствие (тождество) содержания знания познаваемому объекту. Как в естествознании, так и  в социальных науках истина всегда относительна, т.е. зависит от онтологически задаваемых «систем референции» и  от интервалов абстракции при их описании. Выделить эти интервалы, зафиксировать их средствами соответствующего научного языка - главная задача любого не только естественнонаучного, но и социально - гуманитарного исследования.
Выводы
1. Как в самой науке, так и в современной философии науки не существует единого и универсального понимания научной истины, ее  природы  и  критериев установления. Главная причина этого состоит в качественном многообразии научного знания, его различных видов по содержанию, логической и лингвистической форме, а также по выполняемым ими функциям в научном познании.
2.Ни одна из многочисленных концепций научной истины, разработанных философами и учеными, не является универсальной, хотя каждая из них отражает  вполне реальные познавательные ситуации в науке. И в наше время наиболее представительной и разделяемой большинством ученых и философов  по-прежнему является корреспондентская или аристотелевская концепция истины как соответствия содержания научных высказываний свойствам и отношениям объектов, изучаемых соответствующей наукой. Однако при ее последовательном проведении  возникают существенные  трудности.
3.При всем различии естественнонаучного и социально - гуманитарного способов постижения реальности, оба они нацелены на получение объективной истины. Опыт развития науки XX в. показал, что существует глубокое сходство между естественными и гуманитарными науками в самих актах и технологиях добывания истины.
4.Всякая научная истина предпосылочна (и в этом смысле условна) и отображает  при этом  лишь какое-то   конкретное измерение многомерной структуры любого объекта познания. Освоение объекта в том или ином его интервале предполагает введение специфического конкретного набора понятий и опору на определенную когнитивную систему отсчета.
5.Отдельные «образы объекта» не исключают, а дополняют друг друга, если мы научились фиксировать границы их адекватной применимости, а также концептуальные способы перехода от одной интеллектуальной перспективы к другой.
6.Диалог, когнитивная воля и научный консенсус — абсолютно необходимые условия достижения и утверждения  истины  как в естествознании, так и в социально - гуманитарных науках, хотя, конечно, они имеют специфику своего проявления в разных областях науки и в разных познавательных ситуациях.

Далее:  Глава 3, $1 >>

Все права защищены © Copyright
Философия на mini-portal.ru

Проявляйте уважение!
При копировании материала, ставьте прямую ссылку на наш сайт!

Участник Рамблер ТОП 100