НОВОСТИ:

СОДЕРЖАНИЕ

Далее:  Глава 1. $1 >>

Введение

Анализ методологических программ основных философских направлений
конца ХVIII – первой половины ХIХ  в.

Поворотный момент в области переоценки гносеологической проблематики, статуса и механизмов работы научного мышления связан с работами зрелого Канта. Побудительными моментами к этому послужили не столько и не только внутринаучные факто­ры развития науки (интерналистский вариант моделей развития науки), сколько то, что сейчас принято называть внешними факторами развития науки (экстерналистский вариант модели развития науки), а если точнее и шире – культурологический подход. Именно неудовлетворенность и разочарование в просветительской установке в отношении к науке, не оправдавшиеся надежды на науку и упрощенное представление  процесса познания и механизма работы научного мышления послужили толчком к коперниканскому перевороту Канта.
Heмаловажным обстоятельством послужило теперь уже общеизвестное положение о том, что ученые классического периода науки контекст открытия, контекст исследования, эксперимента подменяли на контекст принятия с искажением до 100 %. Так, к примеру, демонстративное описание хода эксперимента делалось задним числом с единственной целью показать, что только такое проведение эксперимента и могло привести к именно такому результату. Другими словами, происходило переописание и реконструкция гносеологического процесса и механизма работы научного мышления под полученный результат. Отсюда, представляется достаточно плодотворным использование по данному вопросу, методологических изысканий Гуссерля, Лакатоса и Фейерабенда. В связи с этим представляется своевременным обозначить отношение к научному познанию, философии жизни, нетрадиционной философии, как к упрощению и двойной реконструкции (Ницше, Шопенгауэр, Дильтей, Бергсон).
В связи с критическим отношением к науке в эпоху роман­тизма,  Кант, в рамках традиционной философии, пытается выйти за рамки жесткой дихотомии рационализма и эмпиризма. Крити­ка науки у Канта выражается не только и не столько в том, что он познающего субъекта ограничил рамками трансцендентального субъекта, а в постановке задачи  –  построение метатеории, наукоучения, выявления условий работы механизмов научного мы­шления. Ядром метатеоретических рассуждений Канта стала трак­товка структуры мышления трансцендентального субъекта и по­нимания истинности и знания как надындивидуального, обще­значимого, интерсубъективного.
Другим образующим фактором кантовского наукоучения яви­лось допущение “вещи в себе”. Отказ от парадигмы познавательных процессов классического периода науки (в этой связи не­обходимо заметить, что рационализм и эмпиризм, как методологи­ческие программы, одинаково рационалистичны, это сопровождается у Канта введением иррациональной компоненты  в свою систему  “вещи в себе”). Фихте, впрочем, как и молодой Шеллинг, сохра­няют данные тенденции, пытаясь по очереди дополнить кантовское наукоучение природой и отказываясь от нее, как это в свое время дважды сделал Кант. Если метатеоретические рассуждения Канта приводят его к занятиям антропологией, то попытки построения наукоучения приводят Фихте, Шеллинга, а также Гегеля к абсолю­ту. Принято считать, что немецкая классическая философия является рационалистской философией как в области онтологии, так и в области гносеологии. Но уже у Канта, в связи с изысканиями структуры сознания трансцендентального субъекта и построением наукоучения, появляется иррациональная компонента мироздания – “вещь в  себе”. У Фихте –   иррациональная компонента связана с “не-Я”, в позднем периоде с пониманием абсолюта; у Шеллинга  –   с бессознательной деятель­ностью интеллекта (абсолюта), затем – с переосмыслением стату­са науки, философии и искусства, связанного с философией откровения. У Гегеля иррациональное образование выражается в самом общем и глобальном моменте: в противоречии между методом и сис­темой, что признается в мировой литературе. По оценке неоге­гельянцев, гегелевская философия является в целом иррациональной философией, выраженной в рациональной форме, что было заложено в гегелевских теологических рукописях. Таким образом, в традиционной рационалистической философии, ярким примером которой общепринято считать немецкую классическую философию, в связи с переосмыс­лением природы научного знания и статуса субъекта познания, появляется иррационалистическая тенденция.
В связи с изменением социальных условий в ХIХ в., когда про­фессия ученого становится массовой, а интеллигент  –  наемным работником, не открывателем тайн и истин мироздания, а изобретателем, конструктором истины, имеющим прикладное значение, (прежде всего это было связано с обслуживанием военно–промышленного комплекса), меняется и отношение к самой науке, и к субъекту научного познания. Такая ситуация вызвала необходимость переосмысления проблем научного познания, его природы и характера познающего субъекта, личности, ее бытийных характеристик. В силу этих изменений возникает такой интересный факт: совершенно различные до своей противоположности философские системы ограничивают действия научного субъекта сферой феноменов. Это является общей точкой соприкосновения, иррационалистской, антисциентистской философии – философии жизни; рационалистской, сциентистской, империстской философией позитивизма. В этой связи весьма плодотворным является критика в рамках позитивизма гносеологических парадигм научного познания (как достаточно наивных), науки классического периода – с одной стороны и критика научного познания как упрощение двойного конструирования объекта философией жизни  –  с другой стороны. В этой связи, особый интерес представляют позиции Бергсона и Дильтея, критика позити­визма Гуссерлем, критика Куайном логического позитивизма. Такая переоценка природы научного знания, возможности познающего субъекта, механизмов научного сознания, (что, в принципе, было намечено в рамках немецкой классической философии), подготовила существен­ные изменения в методологическом сознании ХХ  века, что в явном виде было отражено представителями интерналистской и экстерналистской моделей развития науки. Более существенным выводом является вывод о подготовке методологического сознания к признанию, в конечном счете, иррационального характера научного знания.
Как в свое время гегелевская система выросла из преодоления гносеологической односторонности кантовской системы, так в конце ХIХ  в. в рамках неокантианства зарождается неогегельянство. Показ эволюции неокантианства в неогегельянство проводится как эволюция неокантианства Марбургской и Баденской школ из методологической программы в мировоззренческую. Такая эволюция методологических программ представляется как характерная для методологического сознания ХХ  века. Наиболее яркие тому примеры  –  эволюция Гуссерля, логическо­го позитивизма, (анализ культуры Нейратом), школы Куайна, лингвистической и аналитической философий, школы Поппера. Эволюция неокан­тианства в неогегельянство объясняется не только отказом от “вещи в себе”, но и возрождением принципа тождества бытия и мышления. Поэтому с самого начала неогегельянство возникает как методологиче­ская и мировоззренческая программа. Возрождение принципа тождества бытия и мышления – это уже не просто повтор гегелевской онтологизации логического субъекта. Происходит сознательный последовательный от­каз от гегелевского панрационализма и панлогизма. Неогегельянская онтология исходит из признания иррационального устройства мира. Отсюда, и в самой структуре познающего субъекта иррациональность, внелогичность занимает важное место. Это касается не только эвристики, контекста открытия (что, впрочем, не удивительно), но построения и функционирования самой научной теории. Выделение методологической схемы структурирования материала материи придаёт теории внешне ра­циональный характер. Но сама научная теория своими корнями уходит в иррациональность чувственного материала  –  с одной стороны, а с другой стороны – ее теоретические основания, в конечном счете, по­стулируются, а не выводятся. Таким образом, на данных программах показывается превращение методологических программ в мировоззренческие и подготовленность методологического сознания к признанию иррациональности, внелогичности научного знания.
В своей эволю­ции Гуссерль продемонстрировал достаточно типичную ситуацию для методологического сознания ХХ века. Начиная свою философскую карь­еру как сторонник крайнего сциентизма и рационализма, Гуссерль за­канчивает ее как противник сциентизма и традиционного рационализма.
По сути дела, его методологическая программа превращается в мировоззренческую доктрину, близкую к экзистенциализму. Анализ гуссерлевского построения наукоучения вызывает повышенный интерес, если он проводится в сравнении с такими мощными методологическими доктринами, как конвенционалистская программа Пуанкаре и Пьера Дюгема, конструктивистской программой Эйнштейна. Данные программы в ходе своей эволюции сумели сохранить свой традиционный рационалистский и сциентистский характер в рамках интерналистской модели развития науки.
Теория экзистенциализма анализируется как нетрадиционная философия, для которой уже не работают ме­тодологические наработки прежней традиционной философии, в том числе, и разделение на онтологию и гносеологию. Теория экзис­тенциализма представлена как естественное развитие феноменоло­гического подхода Гуссерля. Экзистенциализм  –  это универсаль­ная теория личности. Теория личности экзистенциализма ориги­нальна и специфична. Необходимо подчеркнуть, что понятие теории в применении к экзистенциализму используется в достаточно условном смысле. Специфичность экзистенциалистской теории заклю­чается и в том, что это не вариант рациональной понятийной формы мышления, научного сознания. Категории и формы научного мышления используются экзистенциализмом (его теоретическим ва­риантом) как средство изображения бытийных характеристик от­дельных личностей, так же, как используются краски художником для изображения портрета отдельного человека, а не человека вообще. В этой связи нетрадиционно представлено познание  –  как спо­соб бытия, а истина  –  как способ переживания этого бытия.
Более конкретный анализ экзистенциалистской теории как теорети­ческого знания и познающего субъекта, как субъекта, творящего мир, основан на творчестве Хайдеггера, Ясперса, Сартра.
По сути дела, в рамках феноменологического подхода экзистенциа­листской теории раскрываются возможности антисциентистского, ир­рационального подхода к познанию.
Конвенциональное принятие и построение научной теории как методологическая норма, как специфика современной науки было признано всеми ведущими методологами ХХ века различных направлений. Этому способствовала целая совокупность особенностей совре­менной науки, как-то: резкое возрастание абстрактности и сте­пени общности естественнонаучных теорий; использование уче­ными гипотезы в качестве необходимой и важнейшей формы научного знания; ломка и пересмотр понятий классической науки, называвшихся дотоле абсолютно незыблемыми; отказ от одних фундаментальных понятий, изменение содержания других; конвенциональность языка семантики научных терминов; осознание многозначного характера связи теории и эмпирического материала; резкое возрастание кон­курирующих теорий и в этой связи, резкое возрастание значения проблемы выбора и значения внеэмпирических критериев оценки теории, простоты, красоты, удобства, изящества и т.д.
Конвенциональное понимание природы научного знания и знания вообще является яркой демонстрацией того факта, что наука  –  это творение рук человеческих. Этот, казалось бы, простой, даже просто тривиальный, банальный факт, требует своего обоснова­ния с различных позиций. Не случайно, что вопрос  конвенциальности научного знания впервые был поднят в конце ХIХ  века в рамках религиозного философствования неогегельянством  и неотомистом Эдуардом Леруа. Сам конвенционализм уходит своими корнями в средневековую концепцию двух родов истин: научные истины, являясь результатом одного из видов человеческой деятель­ности, не могут быть абсолютом.
Конвенциональная, т.е. человеческая природа человеческого знания –  это то, от чего отказался ранний Гуссерль, это то, к чему пришел поздний Гуссерль, выступая за очеловечение евро­пейской науки. Это также просматривается в теоретической вер­сии экзистенциализма.
Эти идеи, как ни странно на первый взгляд, ярко раскрываются в позитивистских и близких к ним течениях. Несмотря на их достаточно жесткий сциентизм, достаточно традиционный рационализм и интерналистское понимание научного знания, ими, тем не менее, признается иррациональная компонента в самой структуре научного знания, для преодоления которой и служит конвенция. В зависимости от автора, работа этих конвенций рассматривается на эмпирическом или теоретическом уровнях знания.
Наиболее демонстративно, в рамках постпозитивистской методологии науки, иррациональный характер научного знания раскрывается в трудах Поппера и его многочисленных учеников и сторонников, которые развили самостоятельные идеи, далеко выходящие за рамки попперовской школы.
Таким образом, признание конвенциональности научного знания сциентистскими и антисциентистскими философскими направлениями свидетельствует о признании вхождения иррациональной компоненты в структуру научного знания. Причиной этого является субъект науки, т.е. человек.

Проявляйте уважение!
При копировании материала, ставьте прямую ссылку на наш сайт!