На главную
www.Mini-Portal.ru

..

НОВОСТИ:
..........................................

   HardWare.

   Интернет.

   Технологии.

   Телефоны.

   Нетбуки.

   Планшеты.

   Ультрабуки.
..............................

.............................................

Поиск по сайту:

.............................................

.............................................

.............................................

..........................................

.............................................

Яндекс.Погода
Философия на mini-portal.ru
Далее:  Глава 11, >>

ГЛАВА X. ЧИСТОЕ ЗНАНИЕ И ОБЕЗЛИЧЕННЫЙ СУБЪЕКТ ПОЗНАНИЯ
(МАРБУРГСКАЯ ШКОЛА)

 В неокантианстве сложились две школы, два направления: Марбургская школа и Баденская или Фрейбургская школа.
Лидером Марбургской школы, Марбургского направления является Герман Коген (1842-1918 гг.). Г. Коген начал свою деятельность как истолкователь Канта, что типично вообще для правоверных неокантианцев. Ему принадлежат три больших работы, систематически излагающие кантовскую концепцию. Это “Кантовская теория опыта”, вышедшая в 1872 году, а в 1885  2е издание этой книги, более обширное. Затем следуют “Кантовское обоснование этики” и “Кантовское обоснование эстетики”, где дается анализ  системы Канта по вопросам теории познания этики и эстетики. Также Коген издает ряд работ систематического характера  это “Логика чистого познания”, изданная в 1903 году и далее “Этика чистой воли” и “Эстетика чистого чувства”, и завершается эта система трактатом “О месте религии в системе философии”. Отметим, что Коген является не только крупным теоретиком, но и крупным практическим деятелем иудаизма, по вопросам которого ему также принадлежит ряд работ.
Вторым крупным деятелем Марбургской школы является Пауль Наторп (1854-1924). Ему принадлежит программная работа “Кант и Марбургская школа”. Затем он пишет книгу “Логические основы точных наук” и ряд произведений, посвященных самым разным вопросам от логики до педагогики. Среди педагогических работ известна его “Социальная педагогика”, связанная с идеями этического социализма.
Третьим крупнейшим представителем этой школы является Эрнст Кассирер (1874-1945), который начинает свою деятельность в конце 19 века, а в 20 веке выходят его основные произведения: это его книга “Понятие о субстанции и понятие о функции”, в русском издании “Познание и действительность”. Далее, начиная с 1906 года, он выпускает 4 тома, которые посвящены анализу проблем познания в философии естествознания нового времени. Таким образом, Кассирер  свою рационалистическую, сциентистскую точку зрения пытается провести через всю историю философии и естествознания со времен Возрождения до нашего времени, что было типично для большинства неокантианцев. В 20е годы Кассирер несколько переориентируется и под влиянием феноменологии Гуссерля  с одной стороны, и, с другой стороны, под влиянием охватившей все неокантианство тенденции к созданию философии культуры, Кассирер создает свое учение о культуре, получившее название “Философия символических форм”, в которой культура интерпретируется как совокупность символических форм. В 30-е годы он вынужден эмигрировать в США, где пишет ряд работ, посвященных методологии, к примеру, “Логика наук о духе”; работу, посвященную проблемам государства – “Миф о государстве”.
Уже из вышеизложенного можно сделать вывод о том, что ориентация на математическое естествознание, которое характерно для Марбургской школы, является ведущей, но не единственной, что неокантинцы занимаются не только проблемами обоснования математического естествознания, развивают теорию точных наук, как это скажут о себе впоследствии махисты. Так или иначе, с самого начала Марбургская школа захватывает проблему культуры в целом, пытаясь ее истолковать в духе ориентации на методы математического естествознания, как наиболее развитые науки на тот период времени. Можно сказать, что именно в этот период Марбургская школа близка к позитивизму, т.е. анализирует методологию конкретных наук и, в тоже время, выходит за эти пределы постольку, поскольку начинает на этой основе трактовать проблему культуры в целом. Такое двойственное положение, такая двойственная проблематика характерна для всей немецкой философии, за исключением махистов и представителей “Венского кружка”.
Какова же основная установка, идея, которую проповедуют неокантианцы Марбургской школы? Для этого удобней всего обратиться к статье Наторпа “Кант и Марбургская школа”. В этом манифесте Марбургской школы Наторп формулирует мысль о необходимости воспринять и усовершенствовать трансцендентальный метод Канта. В связи с этим, естественно, встает вопрос о соотношении  Канта и Марбургской школы. Если с этой точки зрения посмотреть на философию Канта, то можно увидеть, что у Канта не было никогда последовательной, единой, целостной точки зрения на характер априорных форм познания. Напомним, что к ним относятся формы созерцания – пространство и время, формы рассудочного мышления – категории.
Эта проблема занимает у него центральное место и в то же время он понимает ее двойственным образом: с одной стороны – априорные формы познания выступают у него как своеобразные  характеристики человеческого сознания, как антропологические характеристики. Вот отсюда и вытекает представление Канта о том, что вполне мыслимы какие-то иные, не человеческие, свойственные другим разумным существам, формы восприятия и формы рассудочной деятельности. Мы просто не знаем, но вполне возможно, что  они на какой-то другой планете существуют. У Канта такое логическое допущение выступает как обоснование того, что его понимание структуры познающего субъекта присуще лишь разумным земным существам и только им. В таком случае они оказываются психологическими особенностями именно человека, антропологическими особенностями, что и дало повод для психологического истолкования Канта, которое было распространено в Германии 19 века, но не получило господства. К такого рода истолкователям относится Фриз, Нельсон и др. С другой стороны  линией, которая преобладает у Канта, поэтому она и была использована последователями Канта, дается трансцендентное истолкование априорных форм познания, т.е. проводится Кантом утверждение о том, что априорные формы познания есть всеобщие и необходимые черты, особенности знания как такового. Независимо от того, как позже скажет Гуссерль: мыслит ли таким образом человек или ангел, или дьявол, или Бог, априорные формы познания трансцендентального субъекта совершенно не зависят от человека и можно сказать, что это формы абсолютного познания.
Вот именно вторую точку зрения проводят неокантианцы Марбургской школы, отвергая психологическое истолкование познающего субъекта Канта. Что же такое в этом случае трансцендентальный метод?  К нему предъявляются два требования. С одной стороны, трансцендентальный метод подразумевает сведение всякого теоретического положения к многообразию фактов опыта. Иными словами, теоретическое  положение подразумевает его фактическую экспликацию, его разъяснение на фактах естествознания, исторической науки и вообще на фактах культуры.
С другой стороны, теоретическое положение должно быть еще и оправдано ”в своих основаниях”, т.е. теоретическое положение не только не сводимо к фактам, это теоретическое положение должно быть оправдано с точки зрения его права на существование или того закона, воплощением которого является факт. Итак, теоретическим положением должны соответствовать факты, но эти теоретические положения, в свою очередь, должны быть оправданы как проявления какого-то закона.
Еще один существенный момент в интерпретации философии Канта неокантианцами. У Канта имеется “вещь в себе”, которая не познаваема и является источником ощущений, а ощущения представляют собой содержание сознания, когда его формы представляют собой априорные характеристики. Это и есть те два ствола познания  ощущение и рассудок, которые, вполне возможно, вырастают из общего корня, который нам, по словам Канта, неизвестен. Когда неокантианцы ставят вопрос  о трансцендентальном методе, то, по их логике рассуждения, вещь в себе оказывается бессмысленным образованием. Понятие вещи в себе оказывается совершенно излишним постольку, поскольку разум или закон сам себя обосновывает. С этой точки зрения совершенно иным является взгляд на созерцание. Оно представляется совершенно в другом свете.
У Канта созерцание по своему содержанию происходит из воздействия  “вещи в себе” на наши органы чувств. Что сказать о неокантианцах Марбургской школы? Созерцание  есть мышление, но мышление развернутое, а не простое мышление закона. Если представить какую-то математическую закономерность этой формулы, то это будет мышление закона или закон. Когда мы будем эту формулу развертывать, вот в этом случае получается созерцание, т.е. мышление. В качестве примера можно использовать последовательность ряда натуральных чисел. Тогда бесконечный ряд натуральных чисел можно представить как созерцание. Но это не будет тем созерцанием, которое получаем как результат чувственного восприятия, это будет развернутое мышление. Чувственная сторона познания, чувственность Канта оказывается уже не вторым стволом древа познания, чувственность оказывается производной от разумного, от разума, от рационального мышления, т.е. из двух стволов человеческого познания остается только один.
Таким образом, в Марбургской школе остается лишь одно из трех пониманий Кантом “вещи в себе”. Первое  “вещь в себе” как предмет, независящий от нашего сознания, воздействующий на нашу чувственность, вследствие чего у нас возникает ощущение. Второе понимание  “вещь в себе” как предельное или пограничное понятие, к которому наше познание стремится, но достигнуть не может. И, в-третьих, “вещь в себе”  это идея, идея мира, идея души, идея Бога. Марбургская школа отбрасывает первое и третье кантовское понимание “вещи в себе”, хотя нужно оговорить, что третье значение кантовского понимания “вещи в себе” выявляется у кантианцев в науках о культуре.
“Вещь в себе” как предельное или пограничное понятие в Марбургской школе выражается следующим образом: предмет познания не дан, а задан. Это задача, которую нам нужно разрешить в ходе бесконечного приближения к предмету, которого никогда не достигнем. Если опять-таки прибегнуть к иллюстрации из математической области, то, как раз, математическая формула и будет означать заданность предмета, а вот формула в своем развернутом виде будет означать осуществление предмета, а это – бесконечный ряд, который никогда не достигает последнего члена.
Итак, предмет познания не дан, а задан, как пишет Кассирер, «истинно безусловное всегда бывает не дано, а задано» [28: 372]  это важнейшее центральное положение Марбургской школы неокантианцев. Для Марбургской школы нет большего оскорбления, чем сказать, что этот философ – сторонник данного. Никакого данного нет и быть не может. Это догматизм данного, рецидив жуткой метафизики, в познании мы имеем только задачу и ее разрешение. Как видно, это исключительно математическая постановка вопроса. Таким образом, трансцендентальный метод, который марбургцы воспринимают у односторонне-истолкованного Канта, во-первых, означает отказ от тех остатков теории отражения и созерцательности философов XVII –XVIII вв., которые не смог преодолеть Кант. Во-вторых, это отказ от психологизма в истолковании Канта, который был, в принципе, значительным течением, который можно обнаружить в позитивизме и в феноменологии Гуссерля, и в ряде других направлений, в том числе экзистенциализме.
В-третьих, совершенствование транцендентального метода Марбургской школы по сравнению с самим Кантом и кантовским пониманием этого метода, состоит в том, что марбургцы понимают трансцендентальный метод как бесконечный процесс становления предмета; тем самым, в мировоззрение Марбургской школы входит момент гегельянства, т.е. момент развития познания.
Это мысль о предмете как заданном, составляет основное ядро гносеологии Марбургской школы и получает свое выражение в “Логике чистого познания” Германа Когена. Основным понятием этой “Логики чистого познания” является “понятие первоначала”. Это понятие первоначала (Die Ursprung), от древнегреческого “архе” и выражает именно то начало и именно тот принцип, исходя из которого развертывается всякое понимание всего сущего и всего познания. Однако, это невещественное “архе”, как у милетцев или у Гераклита,  это первоначало понимается как начало мысли, начало идеальное. Основная форма бытия, т.е. основная форма мысли. Другими словами, исходный пункт логики первоначала есть тезис о тождестве бытия и мышления. Если у Гегеля формой тождества бытия и мышления является понятие, лежащее в основе всего, то, с точки зрения Когена, в основе всего лежит не понятие, а суждение.
Здесь, несомненно, сказывается влияние формальной логики, согласно которой истинностью обладает не понятие, а суждение. Поэтому и формой бытия должно быть не понятие, а суждение. В силу этого Коген заменяет кантовскую систему категорий системой суждений и пытается рассмотреть генезис и субординацию этих суждений. Сообразно таблице суждений выделяются, прежде всего, суждения законов мышления.
Эти суждения законов мышления – суждения законов первоначала, суждения тождества и суждения противоречия. Во-вторых, суждения математики – это суждения реальности, множества и суждения общности. В-третьих, суждения математического естествознания – суждения субстанции, закона, понятия. Вчетвертых, суждения методики – суждения возможности, действительности, необходимости, т.е. модальные суждения. После формулировки этой системы суждений Коген вводит существеннейшие понятия своей методологии, принцип бесконечно малого.
Принцип бесконечно малого означает, с точки зрения Когена, во-первых, что этой математической теорией, в данном случае, теорией бесконечно малых, можно дать математически функциональное выражение всем утверждениям и принципам естествознания, а, следовательно, и философии. Это принцип, а проявление, результат его, состоит в том, что бесконечно малое ни в коем случае не может быть понято как вещественное. С помощью бесконечно малого мы можем, к примеру, выразить атомистику, описать атом.
В результате такого описания сам атом разлагается на бесконечно малые и вместо материи, вещества, мы получаем формулу. Материя исчезла, остались только формулы. Понятие бесконечно малого, взятого Когеном из реальной практики математики и естествознания XIX века, превращается в средство доказательства основного тезиса марбургцев  заданности предмета. Это означает, что мы уже не можем говорить о субстанции как о каком-то объективном начале. Субстанция как объективное начало заменяется формулой, заменяется функцией. Некоторое видоизменение вносит в эти установки Когена Наторп.
В своих “Логических основах точных наук” он подчеркивает следующее: во-первых, утверждает он, борясь против психологизма, мы не должны впадать в крайности. Если проанализировать развитие формальной логики, то можно увидеть, что это развитие формальной логики состояло в том, что психологическое истолкование логики, к примеру, тем же индуктивистом Джоном Стюартом Миллем, среди немецких мыслителей можно выделить Гербарта, было достаточно мощной традицией, согласно которой логические законы воспринимались, трактовались как психологические. Их тезис сводился приблизительно к следующему: если логика есть результат психологической деятельности, то наша задача заключается в том, чтобы очистить эту психологическую деятельность от такого рода случайностей, и тогда мы получим логику – явный рецидив мечты Френсиса Бэкона и Декарта очистить наше мышление от искажения и затуманенности. И вот тогда объект будет дан субъекту как на ладошке. Вот тогда корреспондентская теория истины восторжествовала бы, вот тогда субъект познал бы объект во всей его полноте и адекватности. Но, к счастью, неокантианцы отбрасывают эту традиционную субъектно-объектную модель познания и попадают в лапы так ненавидимой ими метафизики, т.е. учения о каких-то универсальных константах бытия.
С развитием математической логики, психологическое истолкование логики отбрасывается и перед нами выступает формализм, т.е. законы логики оказываются чистыми формами мышления, оказываются аналитическими, бессодержательными предложениями.
2+2 будет 4 не потому, что 2 пряника + 2 пряника будет 4 пряника, 2+2=4 – это будет так только потому, что 4=4м, согласно чистому закону тождества, который никакого отношения к пряникам не имеет. Конечно, утверждает Наторп, в этом случае мы приобретаем свидетельства о всеобщности и необходимости логических форм, но они полностью теряют свое содержание. Логицизм математики имеет своим следствием сведение синтетической деятельности мышления к анализу, т.е. сведение всякого познания к тавтологиям.
С этой точки зрения, единственной формой познания оказывается закон тождества а = а. И, поскольку мы рассуждаем согласно этой формуле, мы никогда не можем сделать шага вперед. Тогда, когда формула действительного знания, действительного познания, т.е. формула синтеза, a = b. “Анализ  утверждает Наторп,  это тавтология, синтез  это гетерология, т.е. это разнородность, это движение вперед” [94: 11]. Гносеологическим основанием для утверждения a = b является учение о предмете как бесконечной задаче, а логика первоначала является их методологическим основанием.
Другими словами, Наторп приходит к выводам и основанию Г. Когена, исходя из анализа логических установок, логического формализма. Познание – есть синтез, есть расширение знания. Правовой основой расширения этого знания является система основных логических функций. У Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля они называются категориями, у Наторпа, как и Когена, они называются суждениями. Наторп приближает свою систему основных познавательных функций к кантовской системе категорий и рассматривает эту систему основных логических функций, по сути дела, как систему суждений: количества  т.е. единства, множественность, целостность; качества  тождества различия, непротиворечивость; отношения  субстанция, причина, взаимодействие, модальности  возможность, действительность, необходимость. Практически он возвращается к кантовской системе категорий, только выражает эту кантовскую систему категорий как систему суждений, вводит основные понятия, основные математические понятия, как-то: число, исчисление, бесконечность и устойчивость, направление и измерение и т.д.
Главное здесь  отметить, что Наторп понимает движение, развитие научного познания как синтез, как развитие, как совершенствование. Движение познания прогрессивно, оно идет вперед. Правовой основой такого прогрессивного развития является система логических функций. Закономерно возникает вопрос: а для чего же нам нужна эта система  эта система категорий, или суждений, или основных логических функций?
Эта система нужна нам, еще по Аристотелю, для того, чтобы иметь возможность всесторонне описать исследуемый предмет. Эта система категорий  есть система всех уже возможных высказываний, суждений о предмете, в результате чего предмет получает всестороннее определение. Он определяется как сущность, затем как количество, качество, место и т.д. Однако, эта всесторонняя характеристика предмета оказывается не описанием предмета в системе категорий, а оказывается решением задач. В начале стоит не предмет, а задача. И эта задача решается путем развертывания всех этих определений, которые конструируются в виде основных логических функций. Оказывается, что представление о познании как об описании, которое характерно для эмпирического естествознания, которое характерно, в особенности, для махизма, заменяется гипотетико-дедуктивным методом, заменяется методом, близким к математике (по меньшей мере, по формуле), понимающей развитие знаний как решение задач.
Следующий шаг вперед делает Кассирер, которые в своей работе “Познание и действительность” с подзаголовком “Понятие о субстанции, понятие о функции” формулирует основные положения, связанные с функциональным пониманием познания. Что это значит, что понятие о субстанции заменяется на понятие функции? Кассирер берет основной, как он думает, принцип формальной логики, и подвергает его критическому анализу. Формальная логика  утверждает он  описывает наш процесс познания как абстрагирование, а абстрагирование совершается в соответствии с законом обратного соотношения объема и содержания понятия, т.е. чем больше объем понятия, чем большее количество предметов подходит под данное понятие, тем меньше содержание этого понятия, и наоборот. Совершенно верно. К примеру, понятие дерево имеет очень большой объем, но содержание данного понятия сводится к тому, что дерево  это растение с древовидным стволом, а если уменьшить содержание, останется один признак  растение, но зато объем резко увеличится, а если мы пойдем таким путем, то содержание будет оказываться все более бедным. С другой стороны, если мы будем сокращать объем понятия, т.е. увеличивать количество признаков содержания понятия, скажем, к примеру, вместо понятие “дерево” образуем понятие “лиственное дерево”, т.е. объем данного понятия уже будет гораздо меньше, чем объем предыдущего.
Кассирер, на самом деле, утверждает, что дело обстоит далеко не так, в особенности, если иметь в виду математическое естествознание. В математическом естествознании мы имеем дело с функциями, а не с такого рода отношениями между понятиями. Понятие в математическом естествознании выражает ряд предметов, фиксирует закон этого ряда предметов, а, следовательно, не исключает, а сохраняет свойство предметов этого ряда. И на основании закона можно воспроизвести весь этот ряд. Если, к примеру, взять простейшую функцию у = х, то соответствующая прямая в декартовой системе координат будет выражать собой ряд точек, отвечающих этой функции.
Итак, любая математическая формула фиксирует некоторый ряд явлений и позволяет нам воспроизвести реальность, не отвлекаясь ни от одного из предметов данного ряда. К примеру, периодическая система химических элементов Менделеева позволяет нам теоретически воспроизвести все свойства данного элемента на основании знания этой периодичности химических элементов и его порядкового номера; другими словами, на основе знания закона, свойства элемента выступают как функция его места в этой таблице или порядкового номера.
Можно сказать, что Кассирер здесь уловил эту самую идею, которую принято называть идеей конкретного понятия. Впервые она была обоснована применительно к математике Ламбертом еще в конце XVIII в., а далее была развернута у Гегеля  не только абстрактно всеобщее, но такое всеобщее, которое воплощает в себе богатство индивидуального и отдельного. Еще Декарт, разрабатывая свою теорию функции бесконечно малых, показал, что бесконечное можно объять формулой, т.е. законом, который подразумевает бесконечное множество, формулой, которая подразумевает множество событий под нее подходящих, так же, как из формулы развертывается бесконечный ряд. Хотя нужно оговорить, что всякий закон охватывает какойто срез, а не весь континуум, но, тем не менее, под этот срез можно подвести бесконечное множество событий. В этой связи уместно вспомнить слова Энгельса о том, что закон природы гораздо конкретнее любого конкретного случая.
Таким образом, согласно неокантианцам, впрочем, не только им, закон воспроизводит не только всеобщее, но позволяет нам воспроизводить индивидуальное и отдельное. Именно эту мысль противопоставил Кассирер одностороннему формально логическому учению о познании как об образовании абстракции. Еще одна мысль Кассирера, которая полностью созвучна идеям Германа Когена: если понятие выражает закон, то объектом этого закона является не объективная реальность, а объектом этого закона является не что иное, как мысли.

Здесь объективная реальность исчезает, материя, вещество пропадают, остаются одни формулы. То есть, если мы говорим об атоме, то мы не говорим ни о какой объективной реальности, не зависящей от нашего сознания. Когда мы говорим об атоме, то мы формулируем некоторый закон, описывающий его поведение. И кроме этой формулы, этого закона больше ничего нет. Но это означает, что Кассирер, развивая свое функциональное понимание познания, подменяет предмет познания способом его воспроизведения мыслью. Философский аналог такого рода рассуждения мы можем встретить в системе философии Гегеля. Конкретнее, в методе восхождения от абстрактного к конкретному в философских теориях Гегеля и Маркса.
По мнению Маркса об этом методе, Гегель ошибся, приняв этот метод восхождения от абстрактного к конкретному за способ становления самого предмета. Между тем, утверждает Маркс, метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь способ воспроизведения этого предмета мыслью. К этому можно добавить, что математическая функция есть способ воспроизведения объективной реальности мыслью, есть способ выражения необъятного, т.е. бесконечного. Подобно Гегелю, Кассирер принимает функцию за математический способ воспроизведения реальности и ее закономерности за саму эту реальность, что вполне созвучно ситуации, связанной с научной революцией на рубеже XIX –XX вв., рефреном и лейтмотивом которой была мысль о том, что материя и вещество исчезло, остались только формулы.
В дальнейшем неокантианство, не отказываясь от гносеологических проблем математического естествознания, сосредотачивает свое внимание в основном на проблемах культуры. Это можно уже увидеть в работе Наторпа “Кант и Марбургская школа”, когда тот утверждает, что трансцендентальный метод подразумевает сведение теоретического положения к фактам науки, истории, искусства, религии и т.д. Он, тем самым, уже подчеркивает, что трансцендентальный метод охватывает своим влиянием всю сферу человеческой культуры.
Если, по мнению неокантианцев, в математическом естествознании способом математического воспроизведения является функция, математическое понятие, математическое выражение, закон, то, начиная с геологии, биологии, а, в особенности, с гуманитарных наук, выступает другой, противоположный принцип – принцип цели. Без введения понятия цели невозможно, по мнению неокантианцев, дать теоретическое воспроизведение, социальных явлений в особенности.
Эта мысль была еще у Канта, который считал, что мир живой природы и мир человека необходимо подразумевают понятия цели  что он развивал в своей “Критике способности суждения”.
Отсюда, у Когена появляется “Учение о чистой воле” как основа этических учений. Если, по мнению неокантианцев Марбургской школы, понятие природы строится на базе логики, математики, математического естествознания, основным смыслом которых является понятие функции, согласно которой задается предмет и строится понятие природы, то понятие культуры строится на основе этики, юриспруденции и гуманитарных наук в целом, и здесь основным принципом является принцип цели.
Почему же принцип или понятие цели является основным для гуманитарных наук? Это вытекает из того, что основное понятие гуманитарных наук есть понятие личности. Она обладает свободной волей и способностью свободного целеполагания. Отсюда рождается и двойственное понимание самого общества. Плюрализм и дуализм естественных и общественных наук, основанный на том, что естественные науки пользуются понятием функции, а гуманитарные  понятием цели, приводит к тому, что даже само общество приходится рассматривать двояко.
Коген выдвигает идею, согласно которой общество с необходимостью подразумевает две части, две области. В обществе мы имеем, с одной стороны, как сферу общения, сферу хозяйствования, то, что в нашей философии принято называть привычным понятием  базис, а другая сфера  сфера господства или правовая сфера. Сфера хозяйствования, или производства, или экономики имеет своим основным содержанием причинную связь явлений. Здесь основным принципом является принцип причинности, необходимости, закона. А область права, сфера господства, юридических отношений имеет своим основанием принцип свободы.
Соответственно, эти сферы изучают разные науки. Первую сферу  хозяйствования, изучает политэкономия, а сферу господства  этика. И, вследствие этого, в первой сфере может работать материалистическое понимание общества, а во второй сфере  с необходимостью действовать  идеалистическое понимание общества и истории. Материалистическое понимание истории разработал Маркс, а Кант разработал этику, а, следовательно, и идеалистическое понимание общества, истории.
Вот из этого вытекает другая мысль неокантианцев о том, что Маркса нужно дополнить Кантом. Маркс односторонне, по мнению Когена, охватил сферу общения, разработал законы и причинные связи явлений, выявил политэкономические законы и создал материалистическое понимание истории. А сферу господства, т.е. идеалистическое понимание истории, он упустил. Вот поэтому-то и нужно дополнить Маркса Кантом, конкретнее, нужно дополнить кантианским пониманием этики, в результате чего возникает и должен возникнуть этический социализм.
В одном из предисловий к книге Ланге “История материализма” Коген подробно разработал понятие этического социализма. Говоря о том, что этический социализм есть развитое и полное учение социализма, Коген имеет в виду прежде всего преобразование социального материализма в социальный идеализм.
Это преобразование означает, что общество представляет собой не экономическую структуру (это лишь небольшая и не самая существенная часть). Главное определение общества состоит в том, что оно представляет собой общение нравственных лиц. Отсюда следует, что закономерности общества  не закономерности политэкономии, т.е. не закономерности хозяйства,  а свойства нравственного разума. Поэтому само социальное  это нравственный разум, это личность, это  свобода.
Итак, исторический материализм Маркса полностью заменяется на общение нравственных индивидов. Отсюда, основной социальный вопрос трактуется не как рабочий вопрос, т.е. вопрос о противоречии между трудом и капиталом: из чего выводилось отрицание необходимости пролетарской революции и революции вообще. Данное понимание социального вопроса было типичным для всего XIX века. Социальный вопрос, по мнению Когена, есть вопрос о противоречии между должным и сущим, между социальной действительностью и идеалом, а это – этический вопрос или вопрос нравственности.
Этот вопрос, согласно неокантианцам, разрешен Кантом, который дал это решение в форме категорического императива. Формула эта состоит в том, что мы никогда не должны рассматривать другого человека только в качестве средства, а всегда должны рассматривать в то же время и в качестве цели, или, как пишет сам Кант: “Поступай так, чтобы максима твоей воли во всякое время могла стать основой всеобщего законодательства” [23: 347].
Но достижим ли этот идеал? Конечно же, нет. Этот идеал есть идеал, это бесконечная задача, которую мы должны решить, но решить мы ее не можем, поэтому  движение есть все, а цель  ничто или, в формулировке Бернштейна (лидера западноевропейской социал-демократии конца XIX века: “Конечная цель  ничто, движение  все”).
Так осуществляется переход от основной гносеологической установки “предмет не дан, а задан” к социальному выводу, что социализм есть регулятивный принцип, идеал, движение к нему – все, а цель – ничто.
Это означает, что нормальное развитие общества эволюционно, а не революционно, что, в свою очередь, означает, что эволюционный путь развития общества  это непрерывная работа над общественными реформами.

Далее:  Глава 11, >>

Все права защищены © Copyright
Философия на mini-portal.ru

Проявляйте уважение!
При копировании материала, ставьте прямую ссылку на наш сайт!

Участник Рамблер ТОП 100