НОВОСТИ:

<< Глава 13, $1

СОДЕРЖАНИЕ

Далее:  Глава 13, $3 >>

ГЛАВА XIII. ПРЕОБРАЗОВАНИЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ УСТАНОВОК ПРАГМАТИЗМОМ 

§ 2.  Вера и разум. Истина и действование

В связи с вышеизложенным, вполне понятным становится, что в прагматизме придается громаднейшее значение психологической стороне человеческой практической деятельности, в особенности, при решении проблемы соотношения веры и действия. Данная проблема является центральной для прагматизма. Прагматисты совершенно справедливо подчеркивают тот факт, что залогом успешных действий является вера в действующую идею, которой он руководствуется в своих действиях, вера в ту совокупность идей, которая является стимулом действий.
Стимулирующее влияние идей далеко не определяется лишь их содержанием. Одни и те же идеи могут стать живыми или мертвыми (Пирс). Для прагматистов это достаточно убедительный аргумент в пользу бессмысленности проблемы объективности истины человеческих представлений. Одна и та же идея, до тех пор пока в нее верят, приводит к практическим результатам, и та же самая идея, как только в нее перестают верить, перестает приводить к ним. Следовательно, вопрос об истинности этой идеи, в принципе, лишен всякого смысла.
Так, Пирс рассуждает о том, что идеи христианства были живительной силой для средневековых христиан, но они вовсе не обладали такой силой для магометан. Верно и обратное. Идеи магометанства не были вдохновляющими для христиан.
Что же делает идеи животворящими? Вера, только вера. Именно вера членов некоторой секты сирийских мусульман XI века в то, что их вождь обладает вечной благодатью, обусловила победу воинов этой секты над превосходящими силами противника. Если бы в сердца этих воинов закрался бы червь сомнения, победы эти были бы невозможны. Аналогичный пример приводит Уильям Джеймс. Он ссылается на практику магдистов, мусульманской секты конца XIX века. Эта секта возглавила восстание в Судане против англичан и освободила даже столицу Судана – Хартум. Но эти победы продолжались до тех пор, пока был жив глава секты Муххамед Ахмед, пока была жива вера в его всемогущество и святость, и его бессмертие в том числе. Как только он был убит, восстание было быстро разгромлено.
Такие проблемы определили основное содержание работы Пирса “Закрепление верования”. Основным тезисом этой работы является то, что “Наши верования руководят нашими желаниями и формируют наши действия. <...> Переживание верования есть более или менее достоверный показатель того, что в нашей природе установилась некоторая привычка, которая будет определять наши действия. Сомнение не обладает подобным эффектом” [50: 242]. С этих позиций Пирс ведет жесткую полемику с Декартом и со всей линией философии, основным принципом которой является декартовский метод сомнения. Этот принцип восходит к убеждениям святого Августина в том, что, если я, христианин, сомневаюсь в том, что я обладаю истиной, то такое сомнение является подтверждением существования истины, иначе я бы не сомневался в достижении истины. У Декарта и Августина свое, образное, субъективно-онтологическое доказательство существование истины. На глубине колодца сомнений Августин, а вслед за ним и Декарт, и многие другие философы находили доказательства истин. Декарт несколько модифицирует данный принцип и в самом сомнении обнаруживает доказательство существования своего мыслящего разума. “Когито эрго сум”  “Мыслю, следовательно, существую”. Факт сомнения для него – несомненность существования данного объекта.
Пирс замечает в этом принципе сомнения лишь сомнение само по себе, сомнение как разрушение, как отрицание, и объявляет сомнение болезненным и неудовлетворительным состоянием, от которого пытаются избавиться. чтобы достичь состояния верования, а от него  перейти к успеху в жизни. Хотя нужно отметить, что Пирс признает такую возможность, когда сомнение порождает исследование не для поиска истины, а для обоснования некоторого мнения. То, что такое мнение непременно должно быть истинным, Пирс расценивает как истину в традиционном смысле, рассматривает как “лишенную основания иллюзию”. На деле “нам нужно только одно  твердая убежденность”. Нам нужно лишь такое мнение, в которое мы непоколебимо верим. Для этого вполне достаточно, чтобы данное мнение считалось истинным, а вовсе не обладало этим качеством. Ведь, если мы что-то считаем непоколебимо истинным, то это означает, что состояние веры достигнуто. “По существу, мы думаем, что каждое из наших верований истинно, и мы говорим, что это есть чистая тавтология” [89, vol.5 §375]. Отсюда, задача исследования состоит в поисках способов закрепления определенного верования, в поисках средств превращения мнения в верование. В том мире, в котором мнение закреплено, оно становится верованием, но само мнение внутри себя не изменилось, изменилось отношение к нему; отсюда, изменилась и его действенность.
Различные люди, различные сообщества используют различные способы достижения и закрепления верования. Каждый из этих способов может быть назван исследованием. Хотя он может быть совсем не похож на тот метод, который используется в другой социальной группе или науке. Так мистик, к примеру, в качестве средства исследования использует метод упорства. Он бесконечно повторяет заповеди, на основании которых он намерен жить и действовать. В частности, это было типично для средневекового верующего. Хочется заметить, что не только для средневекового верующего, но и для многих верующих наших дней, перебирание четок, повторение молитв, по Пирсу, непременно, при определенном упорстве, приводит к закреплению верования.
Также и научный метод, по своему существу, в основе имеет постулат веры. Научный метод основан на вере в то, что знание людей должно быть обусловлено действием внешних объектов на органы чувств. Научный метод, по Пирсу,  это тот способ закрепления веры, который сформировался в западном мире и не более того, поскольку в основу научного метода положена аксиома, к примеру, аксиома  “Наш внешний постоянный фактор не был бы внешним, если бы его влияние распространялось только на какого-то отдельного индивидуума. Он должен быть таким, который воздействует или мог бы воздействовать на всех людей. И хотя эти воздействия столь же разнообразны, как и различные условия индивидуального существования, все же метод должен быть таким, чтобы окончательное заключение, к которому приходит каждый человек, было одним и тем же. Таков метод науки. Его основная гипотеза, изложенная на более знакомом языке, такова: имеются Реальные вещи, свойства которых совершенно не зависят от наших мнений о них; эти Реалии (Reals) воздействуют на наши чувства в соответствии с постоянными законами, и хотя наши ощущения столь же различны, сколь различны наши отношения к объектам, мы можем с помощью рассуждения установить, каковы вещи в действительности и по истине; и каждый человек, если он обладает достаточным опытом и основательно обдумывает его, будет приведен к одному и тому же Истинному заключению” [50: 259]. Это положение, по Пирсу, не может быть доказано, потому что оно лежит в основе всякого рассуждения, и в этом Пирс прав, как логик. Постулат, принятый как аксиома и положенный в основание какой-то системы, не может быть доказан в рамках данной системы.
Однако, как и в любом случае практического действия, его успех закрепляет веру в те основания, которые были вдохновляющим началом этого действия. Кто-то другой может совершенно не верить в данный постулат, и, тем не менее, достигать успеха, таких же результатов. Как только постулат подтвержден успехом действия, он считается доказанным этим успешным действием. И обратно, постулат, в который верят, непременно приносит успех. Здесь образуется система с обратной связью. Так, на этом основан механизм террора всякого тоталитарного государства. В случае неуспешной своей деятельности, причиной этого негатива объявляются внутренние враги, контрреволюционеры, которые потом вылавливаются, что становится доказательством идеи о том, что причиной всех бед являются эти контрреволюционеры и потом эта зависимость неуспехов от внутренних врагов усиливается и взаимно подтверждается, что приводит к повальному “раскрытию” разветвленной сети многочисленных контрреволюционных подполий. Террор начинает нарастать как снежная лавина. Так, за первые четыре года Французской революции таких врагов набралось около 400 тысяч, возраст заключенного начинался с семи лет, 12 тысяч было казнено, 124 депутата революционного Конвента из 200 также вошли в это число, остальные 76 стали крупными сановниками и владельцами больших состояний. Большевики оказались способными учениками французских революционеров. Так что якобинцы вполне могли бы преподнести в подарок большевикам гильотину с надписью: “Победителям-ученикам от побежденных учителей”.
Уильям Джеймс в своей огромной работе “Воля к вере” (1916 г.) развивает более подробно, чем Пирс, эти же самые идеи. То или иное положение относительно любого будущего, взятое само по себе, Джеймс называет гипотезой. Гипотеза может стать живой, то есть действующей идеей, если вызовет отклик в душе человека; соответственно этому  желание действовать. Но она может остаться и мертвой, если она не вызовет это желание действовать.
Так, призыв к христианину верить в магди  мертвая гипотеза. Тот же призыв, обращенный к сторонникам Магомета  живая гипотеза. Отсюда, Джеймс, подобно Пирсу, делает вывод о том, что жизнеспособность или мертворожденность некоторой гипотезы основаны не на внутренне присущих ей свойствах, а на отношениях между гипотезой и каждым индивидуальным мыслителем. “Гипотезы измеряются желанием действовать, которое они вызывают” [12: 134]. Это значит, что в основе действенности гипотез лежит вера в них.
Конечно же, Джеймс отдает себе отчет в том, что вера в предметность истины некоторого положения недостаточна для того, чтобы она стала предметно-истинной. Джеймс прекрасно отдает себе отчет в том, что, к примеру, 2 $, положенные в разные карманы, а потом объединенные, никак не смогут дать 100 $, если даже в это очень, очень и очень поверить (сомневающиеся в этом могут проверить сами). Но, дело в том, что именно такие ситуации Джеймса и других прагматистов не интересуют, они выходят за рамки их анализа. Область, которую анализирует прагматизм  это область свободной деятельности человека.
Согласно прагматистам, не вся деятельность является свободной деятельностью. Они были далеки от той мысли, что сторонники их теории могут как Христос ходить по воде “яко по суху”, что с прагматистом ничего не случится, если на голову ему обрушится каменная глыба, если даже он при этом будет верить, что его череп гораздо прочнее этой каменной глыбы.
Зона свободной деятельности, по прагматизму, определяется тем, что в ней создаются новые ситуации, которые не предопределены чем-то внешним по отношению к человеческой активности. Признаком, который свидетельствует о том, что мы стоим перед входом в сферы такой свободной деятельности, является возникновение проблемы свободного выбора направления нашей будущей деятельности. Этот выбор должен быть жизненным, т.е. настоящей альтернативой, которая к тому же не допускает уклонения от действия или выбора; ситуация, когда человеку предлагают взять с собой зонтик или не брать. Это не жизненная альтернатива, поскольку человек, к примеру, может просто не выходить из дома. Другими словами, есть еще какие-то варианты, чтобы избежать данной ситуации: взять или не взять зонтик.
Не является жизненной альтернативой и та ситуация, в которой человек способен принимать решение на основании логического анализа. Область, где включается логика, не является областью свободной деятельности. В этом смысле Джеймс критикует знаменитое решение Паскаля, а точнее, обоснование Паскалем решения выбора в пользу существования Бога перед неверием в него.
Паскаль предлагает несколько торгашеский вариант: представим себе, что Бог есть, тогда получается, если я в Бога верую, то я после смерти обретаю вечную жизнь; если же Бога нет, то что я теряю? Но что будет, если я буду неверующим, а Бог все-таки есть  тогда я буду лишен вечной жизни. В первом случае есть возможность выигрыша, во втором  она полностью отсутствует.
Джеймс, полемизируя с Паскалем, задается вопросом: почему ни один турок не будет верить в такую аргументацию, чтобы поверить во Христа? Да потому что знание  это чистая логика и, какова бы ни была его идейная сила, оно не составляет единственной силы, которая в действительности порождает наши верования. Истинная ситуация возникает только тогда, считает Джеймс, когда не выбирают между атеизмом и верой в Бога, а когда выбирают между различными верованиями. Даже атеизм выбирается не на основе логики. В силу этого рассуждения Паскаля оказываются непрактичными, не действующими на самом деле.
Таким образом, Джеймса интересуют на самом деле не проблемы веры (религии) в целом, ее происхождения, основания и т.д. Его интересует роль веры, которая возникает в определенных ситуациях, в условиях, где имеет смысл говорить о свободе индивида. Это теоретическая модель, которая, к примеру, возникает перед предпринимателем, в особенности, перед торговцем или производственником в их повседневной практике и составляет наиболее мучительный момент в их деятельности  момент принятия решения в неопределенной ситуации. Вдохновляющим стимулом прагматистских рассуждений была практика свободного предпринимательства в условиях “Дикого Запада”, когда главной и самой мучительной становится проблема риска, рискованного выбора в неопределенной ситуации.
Это, естественно, связано, как уже отмечалось, с историей завоевания Америки и с историей формирования американской нации как нации предпринимателей и поэтому, в этом свете, вполне понятно, что прагматизм не нашел широкого распространения в Европе.
Итак, прагматизм занимается исследованием возможности свободной деятельности человека. Не в том смысле, что вера в какое-то событие определяет наступление этого события. Конечно же, прагматизм формируется в условиях американского культа свободного предпринимательства. Центральной проблемой такой деятельности является проблема риска и оправданности этого риска. Американцы были вынуждены постоянно рисковать, научились рисковать, любят рисковать и умеют рисковать. В этом плане успех рискованного предприятия в немалой степени, конечно же, обусловлен верой в успех данного выбора.
Прагматизм оказывается истинно американской философией. В английском варианте прагматизма Фердинанда Шиллера или в итальянском прагматизме вот этой особенности прагматизма можно и не обнаружить. Итак, здравомыслящий человек поставлен в условие такой ситуации, состояние которой не позволяет ему сделать однозначный вывод в пользу определенного решения на основании логического размышления и расчета. Почему же в таких ситуациях человек не оказывается в состоянии буриданова осла, почему он делает выбор?  Да потому, отвечает Джеймс, что человек свободен. Это особая область вне-научного анализа, здесь царствует психология. В таких ситуациях воедино сливаются проблемы веры, свободы и воли.
Подводя итоги, Джеймс пишет: “Наша аффективная природа обладает не только законными способностями, но еще и способностью совершать выбор между возможностями, которые представлены нам всякий раз, когда речь идет о действительной альтернативе, выбор в которой не зависит только от размышления. В подобных условиях тот, кто пытается избежать выбора и оставить вопрос открытым, бессознательно тоже принимает аффективное решение, столь же важное как позитивное или негативное и с ним также связан риск утратить истину” [12: 25], то есть лишиться успеха. К таким областям, к примеру, по мнению Джеймса, относится область моральных оценок.
Не случайно Джеймс выбирает данную область, потому что она наиболее спорная. Вопрос о том, можно ли применить оценки истины и лжи к моральным оценкам, окончательному решению, видимо, не поддается; точнее, определить истинность или ложность моральной оценки возможно только на основании верования в какую-то идею, а это полностью отвечает ходу мыслей прагматистов. В области моральных оценок, полагает Джеймс, выбор решения осуществляется вне зависимости от чувственных подтверждений и оснований, “здесь наука бессильна и нужно спросить сердце” [см.: 13],  чем больше контрастность между рациональными обоснованиями и моральной оценкой  и выбор делается в пользу моральной оценки, то тем значительнее статус морального выбора.
Если нет противоречия, расхождения между моральными оценками и естественностью поведения человека, то действие морали как специфического механизма, резко уменьшается.  Трудно себе представить человека, у которого моральные оценки, нормы, моральные стимулы в его поведении согласованы через поведение с ситуацией. Контрастность моральных оценок и тех условий ситуации, в которой человек принимает то или иное решение, оценку, свой способ действовать, способ жить, наиболее ярко подчеркивает проблему свободы деятельности человека. Свобода, как познанная необходимость, в прагматизме не признается, т.к. такое понимание полностью лишает субъект способности и возможности свободного выбора и действования.
Конечно же, в прагматизме подчеркивается целеполагающая деятельность человека, но берутся те моменты, которые связаны с конкретными целями, конкретными действиями, которые, в принципе, определяются самим субъектом, а не тем сообществом, в котором он живет. Конечно же, для этого строится идеальная модель той действительности, в которой живет человек  эта модель, несомненно, включает в себя и несколько вариантов поведения. К этим вариантам могут относиться и фантастические размышления, и откровенно ошибочные, и т.д. Но, тем не менее, в подобных ситуациях выбор всегда остается, будь он связан с недостаточностью информации или с проблемой сознания различных программ деятельности.

Проявляйте уважение!
При копировании материала, ставьте прямую ссылку на наш сайт!