www.Mini-Portal.ru
НОВОСТИ:
.............................................
|
Глава 1. История философии науки: основные этапы и концепции.
2. Философия науки как самосознание науки.
Если существенной чертой первого этапа истории философии науки было движение от философии к науке, от общих представлений философов о сознании и познании к их представлениям о специфике научного познания и его методах, то с середины XIX века начинается второй этап развития философии науки. Для этого этапа станет характерным прямо противоположный вектор в осмыслении науки, ее природы, сущности и возможностей: от реальной науки к ее общей модели, к построению теории структуры, методов реальной науки и общих закономерностей ее развития.
Первая попытка построения философии науки как результата самосознания самой науки (путем эмпирического изучения реальной науки, ее содержания, структуры, методов и развития) была предпринята в рамках первого позитивизма (Конт, Спенсер, Милль) (30-е годы XIX века). Для подобной постановки вопроса о построении философии науки нового типа к этому времени в культуре уже сложились соответствующие социокультурные основания и предпосылки. К их числу необходимо отнести следующие:
1) резко возросшая к этому времени (даже по сравнению с XVIII в.) относительная самостоятельность науки как подсистемы культуры;
2) массовая ориентация новой европейской науки (science) на результаты экспериментов и систематических наблюдений («факты») как на свой фундамент;
3) тесная связь science с практикой, с применением результатов науки в технических и технологических целях;
4) высокий престиж науки в обществе, в том числе и с точки зрения понимания ее огромного мировоззренческого значения.
Основными задачами научной философии науки по мнению первых позитивистов должны быть:
1) создание общенаучной картины мира путем обобщения содержания науки своего времени;
2) создание общей методологии науки путем обобщения реальной познавательной деятельности ученых из разных областей наук; в основе построения такой методологии должно быть исследование того, как ученые в разных науках получают факты, законы, теории и каким образом обосновывают их;
3) создание теории социальных функций науки путем эмпирического исследования реальных взаимосвязей между наукой и обществом.
С точки зрения позитивистов различие между прежней философией науки как эпистемологии и новой (позитивной) философией науки столь же кардинально и принципиально, как различие между натурфилософией и физикой, или как различие между философией общества и научной социологией, которую еще только предстоит создать. В одном случае мы имеем дело с общими умозрительными рассуждениями (с позиций определенной философии) о том, какими должны быть природа, общество или наука, а втором – с установлением и описанием того, какими они действительно являются. Очевидно, что это абсолютно разные задачи. Первые попытки реализации нового понимания философии науки выразились а) в построении Г. Спенсером общей научной картины мира его времени, в классификации наук и написании их истории; б) в разработке эмпирико-индуктивистской методологии научного познания (О. Конт, Дж. Ст. Милль); в) в разработке программы конкретно-научного исследования законов функционирования общества («социальной физики» - О. Конт).
Согласно модели научного познания первых позитивистов источником, основой и критерием истинности научного знания может быть только эмпирический опыт (данные наблюдения и эксперимента – «факты»). Методом же открытия и обоснования научных законов (под которыми прежде всего имелись в виду причинно-следственные законы) считался индуктивный метод. Однако это должна быть не перечислительная индукция, а индукция через элиминацию различных гипотез, претендующих на звание причинного закона, путем сопоставления этих гипотез с данными опыта и отбраковки ложных гипотез. Дж. Ст. Миллем был разработан ряд таких индуктивных процедур отбора, получивших название «методов установления причинно-следственных связей»: метод сходства, метод различия, объединенный метод сходства и различия, метод остатков, метод сопутствующих изменений. Эти методы были подробно изложены Миллем в его знаменитой работе «Система логики силлогистической и индуктивной». Методы Милля явились достаточно четкой логической экспликацией концепции индуктивного метода Ф.Бэкона. Однако уже к концу XIX в. для большинства ученых и философов (в том числе и самих позитивистов) стала очевидной несостоятельность эмпирико-индуктивистской модели научного познания при ее сравнении с реальной деятельностью ученых. Основываясь на материале истории науки, а также функционирования современной науки, критики индуктивистской модели показали, что: а) реальное научное познание не обязательно и не всегда начинается с данных наблюдения и эксперимента (например, в математике и теоретическом естествознании); б) открытие научных законов и теорий осуществляется не только с помощью индукции, но и с помощью многих других методов (гипотезы, аналогии, интуиции, идеализации, конструктивного мышления и др.); в) по своим логическим возможностям любая индукция, в том числе и миллевские методы, принципиально не способна быть средством доказательства истинности научных законов (в том числе и причинных), а в лучшем случае - только способом подтверждения их истинности или доказательства вероятности этой истинности.
Все эти аргументы легли в основу возникновения нового направления в позитивизме – эмпириокритицизма (Э. Мах, П. Дюгем и др.). Его представители вполне справедливо отметили тот факт, что процесс открытия научных законов и теорий это не чисто логический, а в целом весьма сложный психологический и творческий процесс, в котором существенную роль играет продуктивное воображение ученого, а также его интуиция. Это относится не только к естествознанию, но и к математике. Анализ творчества таких ученых как Г. Галилей, И. Кеплер, И. Ньютон, А. Пуанкаре, Г. Кантор, Дж. Максвелл, Л. Больцман и др. свидетельствовал об этом весьма убедительно.
В рамках второго позитивизма было четко осознано, что путь от фактов (данных наблюдения и эксперимента) к научным законам и теориям не является ни строго однозначным, ни чисто логическим. Внимательный анализ таких общепризнанных научных теорий, как например, классическая механика И. Ньютона, термодинамика, молекулярно-кинетическая теория газов Л. Больцмана показывал, что их содержание не только не могло быть индуктивным обобщением эмпирических фактов, но что оно вообще никак не может быть выведено из данных опыта. Дело в том, что в состав физических теорий всегда входит определенное множество идеализированных (или идеальных) объектов, таких, например, как материальная точка, идеальный газ, абсолютное время, абсолютное пространство, абсолютно изолированная система, абсолютно инерциальная система, мгновенная передача воздействия на любое расстояние (принцип дальнодействия), абсолютная одновременность некоторого события во всех системах отсчета, абсолютно черное тело, абсолютно белое тело, абсолютный хаос (абсолютное термодинамическое равновесие) и т.д. и т.п. Все идеальные объекты теорий в принципе не наблюдаемы, а потому не могут быть предметом чувственного познания или эмпирического исследования. Научные теории не могут быть логически выведены из опыта, они создаются конструктивной деятельностью мышления в качестве надстройки над ним как его идеальные схемы. Конечно, поскольку задачей научных теорий является максимально полное объяснение имеющихся эмпирических фактов определенной предметной области, а также предсказание новых, постольку это является существенным ограничением конструктивной свободы мышления при создании теорий. Таким образом, эффективная эмпирическая интерпретация всегда имеется в виду при создании любой теории. Однако существование такой интерпретации является только необходимым условием оценки состоятельности научной теории, но отнюдь не достаточным и уж, тем более, не может служить критерием ее истинности.
Еще более сложным для эмпиристской философии науки конца XIX в. оказался вопрос о природе математического знания, методах его получения и обоснования и особенно о критериях его истинности. Ведь уже с построением неевклидовых геометрий (Н. Лобачевский, Я. Бойаи, Б. Риман) и их принятием математическим сообществом в 70-е годы XIX в. стало очевидным, что математические теории имеют явно внеэмпирическую природу как в плане своего происхождения, так и в отношении своего обоснования. Их применение в других науках отнюдь не может выступать показателем их истинности. Таким критерием не может выступать и требование интуитивной очевидности их аксиом. Дело в том, что интуитивная очевидность всегда а) субъективна, б) относительна и в) во многом является делом привычки, следствием образования сложившихся в математическом сообществе стереотипов очевидности. В частности, неевклидовы геометрии долгое время не принимались именно потому, что большинству живущих в XIX в. математиков аксиомы геометрии Эвклида казались более интуитивно очевидными чем аксиомы геометрий Лобачевского или Римана. Однако столь же несостоятельными оказались попытки философов обосновать безусловную истинность эвклидовой геометрии (и соответственно ложность неевклидовых геометрий) утверждением априорного характера содержания эвклидовой геометрии и невозможностью для нашего сознания представить истинной какую-то другую геометрию (И. Кант). Последующее принятие математиками неевклидовых геометрий в качестве полноценных теорий привело их к необходимости пересмотра старых критериев истинности математического знания (его согласие с эмпирическим опытом и интуитивная очевидность аксиом) и выработки новых. В результате такими критериями стали считаться внутренняя логическая непротиворечивость математических теорий, их доказательность и эффективность в приложениях (не обязательно имеющих эмпирический характер). Моделями для математических теорий могли служить другие математические же теории, а их эффективность могла проявляться в решении не только эмпирических задач, но и математических проблем, а также в обеспечении развития математического знания в целом.
Анализ особенностей реального теоретического знания в науке породил в новой философии науки целый спектр концепций о природе этого вида знания. Это – конвенционализм, прагматизм, инструментализм, операционализм, неокантианство, логический позитивизм, лингвистический анализ языка науки и др. Все эти концепции особенно активно разрабатывались в первой половине ХХ в.
Конвенционализм.
Это направление в философии науки возникло в конце XIX- начале ХХ в. Основоположники – Ле Руа, А. Пуанкаре, П. Дюгем и другие крупные ученые и философы. Конвенционалисты одними из первых четко осознали невозможность решения проблем истинности и объективности научного знания как с позиций эмпиризма, так и с позиций философского рационализма (априоризма или интуиционизма). С их точки зрения это особенно очевидно по отношению к реальным научным теориям, которые, с одной стороны, не являются логическим обобщением эмпирических фактов, а, с другой, не имеют априорного характера или каких-то окончательных и бесспорных оснований в человеческом разуме, как это полагали ранее Декарт, Кант или Гегель. Согласно конвенционалистам, во-первых, все научные теории являются результатом конструктивной деятельности мышления, которое по самой своей природе является творческой субстанцией. Во-вторых, как принятие, так и непринятие любых результатов мышления является делом свободного выбора субъектов научного познания и основано на их когнитивной воле. В-третьих, принятие решения об истинности тех или иных исходных понятийных конструкций является конвенциональным по своей сути для любого реального субъекта научного познания. С точки зрения конвенционалистов апелляция к необходимости философского обоснования научных теорий лишь запутывает ситуацию, но отнюдь не способствует ее разрешению. В своей конкретной аргументации конвенционалисты обращались прежде всего к математическим теориям, но также и к научным теориям из области естественных и социально-гуманитарных наук. Истина – необходимая категория науки и научного познания, но только саму научную истину следует понимать как результат соглашения между учеными, как то, что в принципе может быть пересмотрено в будущем, а не как нечто, навязанное ученым извне с абсолютной необходимостью. При этом не имеет никакого принципиального значения характер этой необходимости, будь то Природа, Бог или априорное сознание субъекта познания. Адекватная оценка и критика конвенционализма, несмотря на его кажущуюся простоту, довольна трудна (если не поддаваться соблазну его оглупления). Конвенции действительно играют большую роль в научном познании (определение значений всех научных терминов, принятие определенной системы логических законов и правил, выбор системы аксиом, основных законов и принципов научной теории, выбор эталонов и систем единиц измерения в той или иной науке и т.д.). Однако конвенционалисты явно неправы, когда утверждают конвенциональный характер всех истин в науке. Ибо при этом они не законно абстрагируются: а) от существенной роли познаваемых объектов в определении содержания научного знания, б) от социально-детерминированного характера процесса принятия самих научных конвенций, в) от логической взаимосвязи и зависимости одних научных суждений от других, а всех их вместе от объективно сформировавшейся системы естественного языка, который составляет необходимую основу любого научного языка.
Одной из новых концепций философии науки, возникших в конце XIX – начале ХХ в. и получивших широкое распространение, стал прагматизм.
Прагматизм.
Его основоположниками явились Ч. Пирс, Дж. Дьюи и др. Прагматическая философия науки зародилась в США, где она и до сих пор является господствующей. Прагматисты утверждают, что научное познание имеет ярко выраженную практическую направленность, нацеленную на получение не просто истинного знания в аристотелевском смысле, а практически полезного знания. Последнее призвано обеспечить власть человека над познаваемыми объектами, расширить его технические и технологические возможности. Научные истины должны быть полезными инструментами в увеличении господства человека над окружающим миром. Они не обязательно должны быть точными копиями объектов (если это вообще достижимо). Они могут быть приблизительными, относительными, вероятными и в определенном смысле даже ложными, если их оценивать с точки зрения классического понимания истины как полного тождества знания об объекте с содержанием самого объекта. Главное, чтобы они были адаптивными, результативными и эффективными в решении имеющихся проблем и приносили ощутимую пользу в достижении поставленных целей. Например, классическая механика Ньютона является явно ложной теорией по сравнению с теорией относительности и квантовой механикой, так как противоречит последним в целом ряде положений. Однако она является по-прежнему истинной в прагматическом смысле, так как позволяет довольно просто решать целый класс практических задач при описании движения и взаимодействия тел с большими массами и относительно малыми скоростями (по сравнению со скоростью света). Точный учет всех релятивистских эффектов для явлений макромира не только не помог бы в решении многих практических проблем, но и во многом запутал бы дело, усложнив все расчеты и резко увеличив при этом без всякой необходимости «информационный шум». То же самое можно сказать и о практической истинности эвклидовых геометрий по сравнению с неэвклидовыми в огромном числе практических ситуаций. Вот почему прагматисты считают главным критерием истинности научных концепций и теорий их практический успех, а вовсе не их оправдание с некоей абстрактно-теоретической точки зрения, неважно философской или конкретно-научной. Теория является (прагматически) истинной, если она ведет к успешным решениям проблем и к новым предсказаниям. Определение же степени ее точного соответствия познаваемым объектам есть дело не только трудное, если не сказать невозможное, но и в целом явно бесполезное с практической точки зрения.
Конкретным вариантом прагматизма, получившим широкое распространение в методологии естественных и социальных наук, явился инструментализм. Основатели инструментализма – П. Дюгем, Ч. Пирс, П. Бриджмен, Ф. Франк и др. Согласно инструменталистам, большинство теоретических понятий и научные теории в целом не имеют эмпирического содержания и поэтому не являются описанием объективного мира. Они описывают другой мир – теоретический, создаваемый учеными-теоретиками. Поэтому к научным теориям непосредственно не применима характеристика объективной истинности или ложности. Их цель в другом – служить хорошим средством (инструментом) организации эмпирического знания и, прежде всего, его логической упорядоченности. Как и всякий инструмент, теоретические понятия и конструкции имеют лишь относительную ценность. По отношению к одному множеству эмпирических данных они могут хорошо выполнять свою организующую и управляющую функцию, по отношению же к другому множеству (например, в связи с обнаружением принципиально новых фактов) – хуже или совсем плохо. Тогда ученые-теоретики создают новый инструмент, вводят новые теоретические понятия, с помощью которых все множество фактов было бы вновь организовано в целостную, логически взаимосвязанную систему. Главным критерием при оценке степени приемлемости теоретических конструкций в таком случае становятся их эффективность, надежность и простота в выполнении их главной функции: логической организации эмпирической информации. Истинность же или ложность в их классическом понимании применимы, согласно инструменталистам, в лучшем случае только к эмпирическим понятиям и суждениям.
Одной из версий инструментализма явился операционализм. Его создателем был известный американский физик ХХ в. П. Бриджмен. В отличие от классического понимания значения и смысла понятий, согласно операционалистской интерпретации содержанием большинства научных понятий (особенно физических) являются не некие общие свойства обозначаемых ими классов предметов, а совокупность операций, которые необходимо осуществить, чтобы зафиксировать наличие познаваемого свойства и измерить его величину (интенсивность). Например, знать значение понятия «прямая линия» означает умение начертить ее; знать значение понятия «электрический ток» означает умение зафиксировать его с помощью определенной совокупности действий и измерить его силу; знать, что такое «одновременность» значит уметь определить ее с помощью определенных приборов (часов, например) и набора физических действий наблюдателя или экспериментатора. Поскольку многие понятия современной науки имеют высокоабстрактный характер, то всякие попытки определить их значение и смысл через эмпирические денотаты действительно являются трудно реализуемыми и зачастую просто бессмысленными. Поэтому широкое распространение операциональных определений многих понятий в современной науке вполне правомерно. Однако на этом основании было бы ошибочно и неэффективно отказываться от классического способа определения понятий и требовать для всех научных понятий только их операциональных определений.
Существенным шагом в развитии философии науки конца XIX- первой половины ХХ в. явилось неокантианство.
Неокантианство.
Исходным пунктом неокантианской философии науки явилось осознание качественного различия между различными видами реальных наук не только по их содержанию, но и по методам, а также философским установкам. Впервые на это различие обратили внимание В. Виндельбанд и Г. Риккерт. С их точки зрения естествознание и социально-гуманитарные науки, науки о природе и науки о духе (обществе и человеке) различаются настолько сильно, что гораздо легче зафиксировать между ними явную противоположность по многим параметрам, нежели сходство. Отсюда следовал радикальный вывод об отсутствии в науке некоего единого универсального метода, которому должны следовать все науки. Так, если науки о природе (естествознание) изучают системы, состоящие из множества однородных элементов (атомы, молекулы, клетки, органы, организмы, животные, растения, почвы и т.д.), а потому в них имеется возможность формулировать общие законы поведения такого рода объектов и систем (номотетический метод), то в социально-гуманитарных науках акцент делается на уникальности, единичности, неповторимости изучаемых объектов, на раскрытии их человеческого смысла и ценностного содержания. Поэтому в социально-гуманитарных науках методами познания и построения теорий не могут быть (в отличие наук о природе) ни индукция, ни дедукция, а только, во-первых, описание вполне конкретных социальных и исторических событий и фактов, во-вторых, размещение их в определенной временной последовательности появления и исчезновения, и, наконец, в-третьих, раскрытие (интерпретация) их социо-культурного смысла с позиций определенной ценностной шкалы. В отличие от «номотетического метода» в естествознании обобщенным названием для метода социально-гуманитарных наук неокантианцы предложили термин «идеографический метод». Важным следствием принципиального различия используемых в естественных и социально-гуманитарных науках методов познания является то, что в этих видах наук применяются существенно различные критерии научности, доказательности, истинности и обоснованности знания. Эти критерии настолько различны, что то, что считается истинным, научным и обоснованным в науках о духе, вовсе не считается таковым в науках о природе, как впрочем, и наоборот.
Для философии науки это имело то радикальное последствие, что в ней сформировались два существенно различных направления: 1) philosophy of science (философия естествознания) и 2) philosophy of humanity investigations (философия социальных и гуманитарных наук). Позже к ним прибавилось еще одно качественно отличное от них направление в философии науки: 3) philosophy of mathematics and logic (философия математики и логики). В области философии естествознания ХХ в. сложились такие ее влиятельные парадигмы как неопозитивизм, постпозитивизм, системно-структурная методология. В другой сфере философии науки – философии социально-гуманитарных наук - господствующими парадигмами ХХ в. стали семиотика, лингвистический анализ, герменевтика, постструктурализм, постмодернизм. В области философии математики и логики ее основными парадигмами стали логицизм, формализм, интуиционизм, конструктивизм и др. Правда, время от времени некоторые из указанных выше парадигм из различных областей философии науки претендуют на универсальную методологическую значимость для всех наук: например, критический рационализм (фальсификационизм) Поппера, методология научно-исследовательских программ Лакатоса, системно-структурный анализ, герменевтика, постструктурализм, постмодернизм, радикальный конструктивизм, феноменология, диалектическая методология и др. И для этого имеются вполне определенные основания в структуре самой науки. Дело в том, что при всем различии в содержании и методах различных наук, справедливо акцентированном неокантианством, у всех наук есть также нечто фундаментально общее, отличающее науку от других видов познания (мифология, религия, философия, искусство, обыденное познание). Вот почему границы между различными областями наук и отдельными науками являются в общем и целом относительными, условными, подвижными. Поэтому и «прописка» неокантианцами определенных методов научного познания только по одному научному ведомству (естествознанию, социально-гуманитарным исследованиям или математике) в целом является несостоятельной. Она не имеет под собой достаточных как теоретических, так и практических оснований. Доказательством этому является наличие в реальной науке междисциплинарных, комплексных исследований, а также существование наук кентаврового типа, объединяющих воедино естественные и гуманитарные методы исследования: социобиология, конкретная социология, математическая экономика, историческая геохронология, медицина, экология, технические и технологические науки, военные науки. Более того. Как оказалось, современная астрономия, космология, физика и даже математика также имеют вполне определенное гуманитарное основание (например, современная космологическая теория Большого взрыва утверждает не только существование начала Вселенной и конечное время ее существования, но также вводит антропный принцип в современную космологию; квантовая механика утверждает субъект-объектный характер физического знания и вводит такие по существу гуманитарные основания как принцип неопределенности и принцип дополнительности; современная математика постулирует необходимость опоры на глобальную интуицию как методологическую основу надежности и непротиворечивость математики и т.д.).
Одним из магистральных направлений развития философии науки в ХХ в. (особенно западной) явился неопозитивизм, сменивший эмпириокритицизм и ставший третьим этапом в развитии позитивизма.
Все права защищены © Copyright
|
