НОВОСТИ:

<< Глава 2, п.1(1)

СОДЕРЖАНИЕ

Далее:  Глава 2, п.1(3) >>

 Имевшие место в развитии науки ломка и пересмотр понятий, казавшихся ранее абсолютно незыблемыми, отказ от одних фундаментальных понятий (понятие эфира), изменение содержания других (понятия атома, одновременности), введение новых (поле, электрон) подняли проблему объективного статуса научных понятий. Изменение понятийного аппарата науки закономерно ставит ряд вопросов: какова природа теоретических понятий науки,каков их главный источник? Обладают ли они объективным содержанием или являются результатами конструирующей силы разума? И т.д. В философии и эпистемологии науки на эти вопросы нет однозначных ответов. Разные философские концепции науки дают на них разные ответы, в том числе и конвенционализм.
 Конвенционализм лишает научное знание статуса абсолютности и априорности, но вместе с тем лишает его и статуса однозначной детерминированности фактами. Выход он видит в том, чтобы объявить научные понятия,особенно теоретические принципы, суждения условными соглашениями, конвенциями. «Эти условные положения, – пишет А. Пуанкаре, – представляют собой продукт свободной деятельности нашего ума, который в этой области не знает препятствий. Здесь наш ум может утверждать, так как он здесь предписывает; но его предписания налагаются на нашу науку, которая без них была бы невозможна, но они не налагаются на природу» [5, с. 8]. Итак, Пуанкаре считает математические понятия, аксиомы скрытыми дефинициями, замаскированными определениями, не имеющими прямого значения для природы. Айдукевич же идет еще дальше, объявляя все понятия чисто условными образованиями. С его точки зрения понятийные системы не отражают мир, а лишь изображают и репрезентируют его согласно конвенционально принятым определениям. Определения же, по Айдукевичу, не подлежат эмпирическому обоснованию и оправданию. Именно поэтому различные понятийные системы и построенные с их помощью картины мира в целом несоизмеримы и полностью не переводимы друг в друга.
Конечно, никакая теория не может отразить в своих понятиях всей полноты опыта. Более того, все научные понятия приобретают свою значимость, лишь будучи включенными в определенную научную теорию. Фундаментальная характеристика научного знания – системность, которая и реализуется в системности понятий и принципов. Эта черта была совершенно верно подмечена конвенционалистами (Дюгем, Айдукевич, Куайн [см.: 48, 49, 50-55], Лакатос). В силу сложного характера связи эмпирического и теоретического было бы большим упрощением искать для научных понятий прямые, зеркальные аналоги в действительности, строить непрерывную гладкую цепочку, ведущую от непосредственной данности к понятиям. С другой стороны, столь же верно, что понятия, взятые в историческом развитии познания и практики, не являются их исходным пунктом, они не начало, а итог, сумма человеческого познания. В историческом плане бесспорно, что все наше знание происходит из опыта, а во всех понятиях так или иначе снят эмпирический этап их формирования. Однако, верно и то, что хотя понятия и заключают в себе логически освоенную практическую и познавательную деятельность человечества, но любое новое поколение, приходя в этот мир, имеет дело не со всем содержанием истории познания и практики, а с логически освоенным миром – с понятиями, и для очередного поколения эти категории являются исходным и в определенном смысле априорным началом познания. Познавая и практически осваивая мир, это поколение оставит последующему новую систему понятий и теорий в качестве результата своих познавательных усилий и т.д.
Как справедливо подчеркивают А.М. Коршунов и В.В. Мантатов: «В этом конвенционализм прав. Но взятые в историческом аспекте категории не есть исходный пункт исследования, а итог, вывод человеческого познания» [56, с. 70].
Таким образом, на каждом отдельном этапе развития науки новое научное знание возникает как результат взаимодействия старого или нового понятийного аппарата и эмпирических данных. Эвристическая мощь понятийной системы, в которой отражена практика научного познания, может выражаться и в том, что теоретик, не обращаясь к опыту, может работать гораздо продуктивней, чем экспериментатор, имеющий дело непосредственно с опытными фактами. Приводя пример этого, еще Энгельс отмечал : «Ньютон теоретически установил сплюснутость земного шара. Между тем Кассини и другие французы еще много времени спустя утверждали, опираясь на свои эмпирические измерения, что Земля эллипсоидна и что полярная ось самая длинная» [57, Т.20, с. 522].
 Прежде чем начать работать с данными опыта, любой исследователь уже обременен определенной понятийной системой, в соответствии с которой он и обрабатывает опытные данные. Поэтому если понятия конвенциональны, то и эмпирическое знание после такой обработки в определенных границах также оказывается конвенциональным, будь то протокольные (Венский кружок) или базисные (Поппер) предложения науки.
Вследствие условности любых определений, эмпирическая основа науки, в известной степени, также не может быть безусловной, так как формируется согласно условным теоретическим положениям. А теория также не может быть безусловной, так как базируется на условном эмпирическом базисе. Признание роли конвенции на одном уровне научного познания ведет с необходимостью к признанию конвенциональности на другом уровне и наоборот. Отсюда и та высокая роль, которую  в конвенционалистской методологии играют различного рода внеэмпирические критерии оценки теоретических построений – требования непротиворечивости, простоты, удобства, экономности, изящества и т.д. Все подобного рода критерии в большей степени привязаны к ценностно ориентированной, субъектно-объектной модели научного познания, нежели чем к его объектно детерминированной модели. Например, определение пространства и времени как прерывных или непрерывных совершенно по-разному ставит вопрос об определении конгруэнтности метрических стандартов. А это в свою очередь ведет к различным трактовкам физических законов, проблемы выбора геометрических систем для описания физической реальности, к совершенно противоположному пониманию соотношения физики и геометрии (Пуанкаре, Эйнштейн [см.: 58-60], Рейхенбах [см.: 61, 62], Грюнбаум).
Свобода выбора при формировании понятийных систем (концептуального языка) с необходимостью предполагает и наличие определенной свободу выбора фактуального материала и его интерпретации.
После становления понятийной системы появляется возможность определять понятия через другие понятия, не обращаясь к действительности. И для развитой науки, достигшей своего теоретического уровня, формулирующей свои законы на количественном уровне, эта возможность используется уже не только и не столько как совершенствование системной организации понятийного аппарата, а прежде всего как мощное эвристическое средство.
Хотелось бы отметить, что системность знания состоит не только в возможности определять одни понятия через другие или в возможности, изменяя определения исходных понятий, создавать альтернативные теоретические системы, но и в открытости понятийных систем и их способности ассимилировать новый эмпирический и теоретический опыт, изменять свое содержание под напором эмпирического материала, конструировать новые понятия для описания характеристик действительности.
Необходимо отметить, что в конвенционализме имиеется важное преимущество, состоящее в подчеркивании того существенного момента процесса научного познания, который не был отмечен в других методологических концепциях, а именно – осознание конвенциональности семантики научных терминов как средства творческого построения научного знания. В терминах естественного языка их конвенциональный характер несколько скрыт обезличенностью соглашений. В научном же языке конвенциональный характер семантики терминов выступает более явно. Конвенция является неустранимым элементом научного познания, впрочем, не только научного, но и других его видов. Это относится, прежде всего, к семантическим конвенциям относительно содержания применяемых терминов.

Проявляйте уважение!
При копировании материала, ставьте прямую ссылку на наш сайт!