www.Mini-Portal.ru
НОВОСТИ:
.............................................
|
Глава 3. Конвенционалистская эпистемология.
4. Роль конвенций на метатеретическом уровне.
В данном параграфе рассмотрим роль конвенциональных элементов на метатеоретическом уровне научного познания. Это наиболее общий уровень научного знания. Он состоит из высказываний и принципов общенаучного и философского характера, на которые опирается любая конкретная наука и любая фундаментальная теория. Это имеет место не только в социально-гуманитарных науках, но и в естествознании и даже в математике. Рассмотрим это на примере истолкования в естествознаниии таких важнейших его философских категорий и принципов, как причинность и детерминизм.
Различные подходы к пониманию причинности и детерминизма имеют одним из своих оснований специфичную семантическую нагруженность данных понятий. В свою очередь, семантика научных понятий является выражением объективных референтов только в рамках определенного понимания причинности и детерминизма. Важно при этом подчеркнуть, что даже в рамках единого подхода к пониманию причинности и детерминизма, необходимо четко выделять различные уровни использования данный категорий на разных уровнях научного познания, например на уровне эмпирического научного знания и на уровне научных теорий.
Начнем с того, что и в настоящее время отсутствует общепринятое среди философов и ученых истолкование содержания данных категорий. А это является одной из главных причин существования и различных интерпретаций их соотношения. В философской и научной литературе существует несколько, по крайней мере , четыре подхода к решению вопроса об их соотношении: 1) объемы понятий «детерминизм» и «причинность» полностью совпадают, т.е. принцип детерминизма тождественен принципу причинности; 2) объемы понятий «детерминизм» и «причинность» совпадают лишь частично; 3) принцип детерминизма уже принципа причинности и 4) принцип детерминизма шире принципа причинности.
В качестве небольшого экскурса рассмотрим происхождение термина «детерминизм» и его семантическую нагруженность.
Проблемы детерминизма как особой проблемы естествознания долгое время, вплоть до конца XVII века не существовало. В естественные науки эта проблема перешла из учения французских материалистов, хотя общая идея детерминации как необходимой обусловленности одних явлений другими появилась в философии уже давно, еще в античности. Сам же термин «детерминизм» возник в средневековой логике, где под детерминацией понимался вид логического определения.
Понятие «детерминизм» в философском смысле начинает употребляться для характеристики действительности с XVII века. Оно используется, прежде всего, в области этики, где означает определенность морального выбора человека. Тогда это понятие было также связано с причинностью и противопоставлялось «свободе воли». Несколько позднее стали говорить о детерминизме природы, то есть это понятие начинает употребляться в таких науках как физика, биология и т.д. Иначе говоря, в естествознание понятие «детерминизм» перешло из философии, и в содержание этого понятия входило учение о причинности, существовавшее в философии. Таким образом, понятие «детерминизм» с самого начала исторически было связано с понятием причинности. А поскольку речь шла только о таком понимании причинности, которое господствовало в механике и в философии Нового времени, постольку и детерминизм долгое время понимался как концепция, предполагающая однозначную причинную обусловленность одного события другим, как концепция, которая связана с возможностью абсолютно строгого и однозначного предсказания наступления какого-либо события на основе наступления других событий.
В классической механике состояние любой физической системы можно однозначно определить в каждый момент времени на основе задания координат и импульсов всех частиц, составляющих эту систему. Состояние системы в момент времени t может быть полностью определено с помощью уравнений движения, «если известно ее состояние в любой другой момент времени t0, предшествующий (t0 < t) или будущий (t0 > t) по отношению к рассматриваемому времени t» [149, с. 307]. Подобный тип детерминизма, когда состояние системы в конкретный момент времени однозначно определяет все ее будущее поведение, называют лапласовским детерминизмом, часто отождествляя его с причинно-следственной связью.
Развитие квантовой физики привело к изменению представления о причинности, которое сложилось в XVII – XVIII вв. Если исходить из ее законов, то они уже не допускают строго однозначной предсказуемости явлений: данная теоретическая конвенция отвергается не только в силу теоретических положений, но и эмпирических данных. Квантовая механика в целом ряде случаев ничего определенного сказать не может о поведении отдельной частицы, например, объяснить, почему данный электрон попал именно в данную точку после прохождения через дифракционную щель. Математически этот факт находит свое выражение в соотношении неопределенностей В. Гейзенберга (?p?g) ? h (где р - импульс частицы, g – ее координата, h – постоянная Планка, ?р – неопределенность в импульсе частицы, ?g – неопределенность в ее координате). В квантовой механике, исходя из данных о начальных условиях электрона и других частиц, можно получить лишь вероятностную характеристику их будущего положения, т.е. предсказания значения координат, энергии и других свойств этих частиц носят вероятностный характер. «При этом, если даже в некоторый момент времени t0 нам удалось достаточно точно зафиксировать значения координат всех частиц, то в следующий момент t0 + ?t эти координаты тем не менее снова оказываются вероятностно распределенными, и дисперсия этого распределения тем заметнее, чем более точно были известны значения координат в момент времени t0. В этом отношении квантовая механика принципиально отличается от классической физики» [149,3 с. 318].
Также как и принцип лапласовского детерминизма в классической механике, принцип неопределенности В. Гейзенберга базируется на определенной теоретической конвенции: если мы измеряем импульс, то вынуждены «пожертвовать» точными координатами, если же мы измеряем координаты, то «жертвуем» точным определением импульса. Но данная конвенция не является произволом, а определяется природой микрообъекта. Это отличие заставило ученых изменить не только семантику понятий «детерминизм» и «причинность», но и коренным образом пересмотреть эти концепции и выдвинуть новые подходы. Так, М. Борн полагал, что квантовая механика исключает детерминизм, который не является тождественным причинности («… не стоит отождествлять причинность с детерминизмом») [150, с. 148]. Под причинностью же он понимает зависимость одной определенной ситуации от другой. «Причинность постулирует, - пишет он, - что имеются законы, согласно которым проявление сущности В определенного класса зависит от проявления сущности А другого класса, где слово «сущность» означает любой физический объект, ситуацию или событие. А называется причиной, В – результатом, следствием, эффектом» [150, с. 149]. Детерминизм же сводится М. Борном, по существу, к лапласовскому детерминизму классической физики, к вопросу об однозначной предсказуемости наблюдаемых явлений. «Детерминизм постулирует, что события в различные времена связаны некоторыми законами таким образом, что возможны предсказания еще неизвестных ситуаций (прошлых или будущих)» [150, с. 149]. Для Борна возможность детерминизма определяется возможностью точного знания о состоянии объекта (состояние понимается в смысле классической механики). Квантовая механика не может дать точного знания о состоянии микрообъекта, она может делать только не полностью определенное описание свойств изучаемых в ней объектов и вероятностные предсказания о поведении частиц. Поэтому, считает М. Борн, она индетерминистична и «ее индетерминистские основы останутся неизменными» [150, с. 158].
Отсюда М. Борн приходит к выводу, что детерминизм опровергается современной физикой (как уже говорилось, детерминизм рассматривается им со стороны предсказательной функции во времени). В то же время он полагает, что детерминизм нельзя отождествлять с причинностью, тогда как другие физики опровергают индетерминизм, отождествляя его с беспричинностью.
Так, например, Планк и Эйнштейн исходили из представления о фундаментальном характере причинной обусловленности динамического типа. Планк считал, что «всякое научное мышление, даже на самых отдаленных вершинах человеческого духа, неизбежно руководится допущением, что в глубочайшей основе явлений лежит абсолютная закономерность, не зависящая от произвола и случайности» [151, с. 100]. По мнению Планка, вероятностно-статистические представления играют важную роль в науке, но являются только предварительным способом изучения явлений, тогда как конечной целью науки является обнаружение в основе тех или иных явлений именно динамического закона, который, «вполне удовлетворяет потребности причинного объяснения и имеет простой характер» [151, с. 111]. Всякий же статистический закон более сложен по сравнению с динамическим законом, но исследование не может на этом остановиться, «так как всегда еще остается проблема сведения его к простым динамическим» [151, с. 111].
М. Планк объявляет вероятностно-статистические законы конвенционально-теоретическими допущениями временного характера для описания природы. Согласно ему, они не являются отражением объективной реальности, а лишь служат инструментом, удобным набором конвенций для описания фактов. Полагая вероятностные законы следствием стремления к простоте описания изучаемых явлений в условиях отсутствия о них полной информации, Планк по сути дела возвращается к лапласовскому условному допущению об однозначном характере причинно-следственной связи. Близки к этому и рассуждения А. Эйнштейна. Согласно его точке зрения именно динамические, однозначные закономерности должны лежать в основе описания физической реальности. В противном случае (в случае вероятностно-статистических представлений), полагал А. Эйнштейн, мы получаем неполное описание физической реальности. Описание отдельных квантово-механических систем при помощи волновой функции неполно, значит, оно не дает представления о реальном состоянии системы. «Очевидно, – писал А. Эйнштейн, – в прошлом никогда не была развита теория, которая, подобно квантовой, дала бы ключ к интерпретации и расчету группы столь разнообразных явлений. Несмотря на это, я все-таки думаю, что в наших поисках единого фундамента физики эта теория может привести нас к ошибке: она дает, по-моему, неполное представление о реальности… Неполнота представления является результатом статистической природы (неполноты) законов» [59, с. 220].
По существу, А. Эйнштейн стоял на точке зрения существования скрытых параметров, полагая, что существуют такие скрытые параметры, науке еще не известные, которые и управляют индивидуальным движением частиц. Но скрытые параметры в методологическом отношении явно выполняют функцию конвенциональных стратегем или конвенционалистских уловок (в данном случае это одно и то же). Хотя они носят чисто гипотетический характер, тем не менее, выполняют функцию контраргументов. А. Эйнштейн исходил из того, что в природе нет таких явлений, в которых бы не действовал строгий и однозначный детерминизм, что всякое явление обязательно должно иметь причину, которую нужно только раскрыть.
Рассмотрим теперь имеющуюся в философской и научной литературе другую семантическую нагруженность понятий «причина» и «детерминация» и соответствующие этой семантической нагруженности другие подходы к пониманию соотношения причинности и детерминизма.
Например, в « Философской энциклопедии» детерминизм понимается как «учение о всеобщей причинной обусловленности природных, общественных и психических явлений» [152, Т.1, с. 464]. Сама же причинность определяется как «генетическая связь явлений, в которой одно явление – причина, при наличии определенных условий производит, порождает другое явление – следствие (или действие)» [152, Т.4, с. 370]. При этом существенными характеристиками причинности являются: порождение действия причиной, однонаправленная необратимость, однозначная обусловленность, обратное воздействие. Выходит, что детерминизм выступает как более общее по сравнению с причинностью понятие. Подобной точки зрения придерживаются и многие другие ученые.
Например, О.С.Разумовский считает, что помимо причинных связей, детерминизм характеризует еще и связи состояний, корреляционные и другие связи. Он полагает, что соотношение связей причинных, корреляционных и функциональных схематических можно представить в виде трех окружностей, пересекающихся между собой, причем корреляционные и функциональные связи не тождественны причинно-следственным, но могут свидетельствовать об их наличии или даже их выражать. Следует заметить, что корреляционные связи рассматриваются здесь «как специфический вид межкомпонентных взаимосвязей в целостных системах в природе, обществе и во взаимоотношениях между ними» [154, с. 219].
Причинно-следственные, корреляционные, функциональные связи и связи состояний (будут рассмотрены ниже), отражая различные стороны, изменения объектов материального мира, по мнению О.С. Разумовского, свидетельствуют о наличии обусловленности, закономерности и необходимости в объективном мире, т.е. того, что составляет ядро концепции детерминизма.
Причинные связи в данном случае рассматриваются как один из видов связи, характеризующих детерминизм. Следовательно, детерминизм здесь также выступает здесь как более общее понятие по отношению к понятию причинности.
Однако в нашей литературе встречается точка зрения, совершенно противоположная рассмотренной. Так, Л.Б. Баженов считает, что необходимо радикально пересмотреть традиционное понятие причинности. Этого якобы требует развитие современной физики. Он полагает, что необходимо отказаться, во-первых, от схемы порождения, т.е. исключить представление о порождении одного явления другим, во-вторых, от схемы однозначности, т.е. от представления, что одинаковые причины при одинаковых условиях могут производить одинаковые следствия, а причинности оставить такие черты, «как зависимость одной ситуации от другой согласно совокупности законов Т и предшествование во времени (при учете существования событий во времени)» [156, с. 341]. Эти черты полностью сохраняются современной физикой, значит, в ней сохраняется и понятие причинности, но не в традиционном смысле, а в смысле «вероятностной причинности». При этом по мнению Л.Б. Баженова причинность на эмпирическом уровне следует отличать от причинности, имеющей место на теоретическом уровне. На эмпирическом уровне причинность характеризуется как связь, состоящая в порождении одним явлением другого. Теоретический же уровень познания описывает реальность в рамках некоторой принятой теоретической схемы, т.е. выражается определенным концептуальным языком: «причинность на теоретическом уровне выражается в зависимости одной ситуации от другой, зависимости, получающей содержание и смысл в предположении наличия теоретической схемы, формулирующей совокупность количественно определенных законов» [156, с. 329-330]. В пользу «вероятностной причинности» Л.Б. Баженов приводит следующие аргументы.
Во-первых, поскольку понятие причинности представляет результат человеческого познания, то, как всякий такой результат, оно не должно абсолютизироваться. Тогда, если мы будем исходить из понятия вероятностной причинности, вопрос о причинах попадания электрона именно в данное место на экране будет просто не корректно поставлен, так как с позиций вероятностной причинности поведение электрона будет носить вероятностный характер, т.е. для него объективно не существует однозначная причинная связь.
Второй аргумент Л.Б. Баженова в пользу вероятностной причинности состоит в том, что существуют динамические и статистические закономерности. С точки зрения квантовой механики, их соотношение оказывается обратным тому, которое предполагалось в классической физике, что хорошо было показано Г.Я. Мякишевым [см.: 157].
Согласно последнему, если динамические и статистические законы рассматривать в пределах одной предметной области (а не со стороны разных форм материи), то статистические законы дают более глубокое познание действительности, чем динамические. Это относится и к классической физике, и тем более к квантовой. С этой точки зрения динамические закономерности являются более сильным огрублением действительности, чем статистические законы. Поэтому динамические законы можно считать первым, низшим этапом познания действительности, тогда как статистические, вероятностные законы выражают следующий, более высокий этап познания. «Вероятностные законы становятся первичными. В этом смысле можно говорить, что случайные (вероятностные) закономерности лежат в основе динамических («необходимых») законов» [158, с. 28]. Это означает, что вероятностная причинность имеет более фундаментальное значение, чем однозначная причинность, которая выступает лишь как предельный случай первой.
Третий аргумент связан с возрастанием роли законов сохранения в структуре современного физического знания.
Традиционная причинность связана с « законами дозволения», и мир классической физики – это мир жесткого лапласовского детерминизма. В этом мире происходит только то, что «дозволяют эти законы», в нем нет места возможному, в нем все строго предписано, и каждое событие имеет одну единственную траекторию. В мире же квантовой физики на место законов «дозволения» приходят законы сохранения, и все, что им противоречит, запрещено, но что не запрещено, то дозволено, а все дозволенное оказывается возможным и происходит с разными вероятностями. Отметим, что трактовка законов классической механики как «законов дозволения» явно является конвенционалистской уловкой метафорического характера.
«Подход со стороны законов сохранения еще более радикализирует этот отказ от жестко-детерминистского идеала. Здесь ставится под сомнение фундаментальный статус закона дозволения, а вместе с ним и традиционный характер причинности как связи, определяющей (разрешающей) такое, а не другое изменение. Строго говоря, само понимание этой связи как нежесткого решения уже подрывает фундаментальный статус законов дозволения. Если событиям «дозволено происходить некоторым образом, но сам этот отказ не жестокая однозначная связь, а некоторое вероятностное распределение, то становится возможным изменение исходной точки зрения: начать не с вероятностного дозволения, а с жесткого запрета, и все, что не запрещено, рассматривать как дозволенное (и в этом случае, естественно, как вероятностное, а не жестко дозволенное)» [156, с. 338].
.
Существует еще одна точка зрения, согласно которой детерминизм и причинность – различные, нетождественные друг другу понятия. Каждое из них не является ни характеристикой, ни частным случаем другого.
Первый шаг в направлении разграничения этих понятий в философии естествознания был сделан Г.А. Свечниковым. Он предложил ввести различие между двумя видами связей – связи одной вещи с другими и связью состояний одной и той же вещи. «У всякого объекта природы (планеты, падающего камня, электромагнитного поля, термодинамической системы, электрона и т.д.) существует, в общем случае, по крайней мере, два типа отношений: взаимодействие данного объекта с другими телами и отношение разных состояний этого объекта. Очевидно, что это существенно разные отношения» [159, с. 182]. Взаимодействие данного объекта с другими, окружающими его телами и явлениями, есть причина; изменение вещи, вызываемое этим взаимодействием, – следствие. Связь состояний – последовательность состояний данного объекта. Познать причину – значит выяснить, в чем источник изменения (движения) вещи, т.е. ответить на вопрос, что вызвало изменение (движение) вещи, почему это изменение произошло. Познание же связи состояний дает лишь результат описания изменения (движения) вещи во времени.
Причинные связи (взаимодействие данного объекта с другими) и связи состояний выражают разные стороны изменений (движения) объекта. Но несмотря на это они существуют в неразрывном единстве, поскольку причинные отношения определяют изменения состояния материальных систем, переходы из одного состояния в другое; в свою очередь, связь состояний той или иной материальной системы предполагает наличие внутренних причинных отношений.
Связь состояний изучаемого объекта может представлять собой в одном случае изолированную систему, не испытывающую никаких случайных воздействий, в другом случае – систему, испытывающую только случайные воздействия. Тогда в первом случае изменение объекта будет определяться внутренним взаимодействием, и начальное состояние такого объекта необходимо будет определять состояние этого объекта в последующие моменты времени. (Под объективным состоянием вещи Г.А. Свечников понимает «совокупность ее количественных и качественных определенностей») [159, с. 182]. В другом случае уже нельзя установить такого однозначного соответствия между начальным и последующим состоянием объекта.
Первый случай характерен для классической физики. Она признает возможность сколь угодно точного определения начального состояния системы. В области микрофизики связь состояний микрочастицы зависит не только от внутреннего состояния, но и от огромного числа внешних воздействий, имеющих случайный характер. Параметры, характеризующие состояние таких систем, также не имеют определенного значения, поэтому связь состояний в микрофизике выражается при помощи методов теории вероятностей. В микрофизике система обладает бесконечным ансамблем возможностей. В классической же физике существует одна и только одна реальная возможность, которая с необходимостью реализуется в действительности, т.е. причина при определенных фиксированных условиях вызывает данный и только данный результат (одинаковые причины при тождественных условиях вызывают одинаковые следствия).
Приводя аргументацию в пользу выделения связи состояний объекта в особый, непричинный вид детерминации, Г.А. Свечников подчеркивает: «Причина носит динамический (силовой) характер и выражается во взаимодействии тел. Состояние же тела в данный момент хотя и влияет на состояние этого тела в последующий момент времени, но эти влияния не носят силового характера» [160, с. 118].
Развитие современной науки (в особенности, квантовой механики, физики элементарных частиц) привело не только к тому, что понятия причинности и детерминизма стали рассматриваться как нетождественные друг другу, но и к переоценке содержания этих понятий, к отказу от традиционного истолкования детерминизма как тождественного необходимой связи явлений и причинности, как такой необходимой связи явлений, когда одно из них вызывает или порождает другое.
В качестве подобной переинтерпретации можно привести точку зрения Ю.Б. Молчанова. Он считает традиционное представление о причинности справедливым, но слишком узким, поскольку любое явление порождается не одной причиной, а множеством причин и для выделения только некоторых из них в качестве причин нет достаточных оснований. Под причинностью он предлагает понимать, «следуя теории относительности, просто материальное воздействие одного явления на другое с передачей вещества, энергии и информации» [163, с. 106]. Данное определение, полагает Ю.Б. Молчанов, является достаточно широким, охватывает и взаимодействия между материальными системами, и внутренние взаимодействия, так как любая система может быть представлена состоящей из множества более мелких систем.
В отличие от понятия причинности, которое «выражает определенный механизм связи между событиями и состояниями, образующими временные последовательности» [163, с. 105], «понятие детерминизма раскрывает или описывает форму последовательности событий или состояний материальных систем» [163, с. 103].
Относительно форм временных последовательностей событий и состояний материальных систем и механизмов связи между ними Ю.Б. Молчанов предлагает несколько логически возможных концепций: каузальный детерминизм, каузальный индетерминизм, акаузальный детерминизм, акаузальный индетерминизм.
Каузальный детерминизм характеризуется тем, что временные последовательности событий и состояний протекают точно определенным образом и однозначно связаны между собой. «Эта связь уникальна и обусловлена, с одной стороны, прошлыми явлениями и состояниями, материальным воздействием, передаваемым как генетически от прошлых состояний данной системы, так и путем внешних по отношению к данной системе воздействий от прошлых событий и состояний других систем» [163, с. 106]. Поведение материальных систем и взаимодействия между ними при таком характере связей подчиняются динамическим закономерностям.
Каузальный индетерминизм. Временная последовательность неопределена, неоднозначна: за каким-то явлением и состоянием может последовать как одно, так и другое состояние. Однако хотя последовательности и неопределены, они все равно «обусловлены материальными генетическими воздействиями, как прошлых состояний данных материальных систем, так и внешними материальными воздействиями других материальных систем, составляющих их содержание» [163, с. 107]. Поведение материальных систем в данном случае подчиняется статистическим закономерностям.
Акаузальные детерминистические последовательности не всегда носят временной характер. Они могут выражать также и пространственные, и другие характеристики. Последовательности временные или пространственные в таких зависимостях определены и однозначны, но связь между ними определяется не путем материальных воздействий прошлых событий или состояний на настоящие, а, например, закономерностями распределения силового поля в пространстве и т.д.
Под акаузальным индетерминизмом понимается то, что обычно называется индетерминизмом, т.е. отрицание причинной материальной связи между событиями и состояниями последовательностей и закономерности, однозначности этих последовательностей. Подобное понимание детерминизма именно как определенности временных и пространственных последовательностей, считает Ю.Б. Молчанов, позволяет глубже понять связь между прошлым и будущим [см.: 163].
Таким образом, на метатеоретическом уровне естественнонаучного, в данном случае физического познания существуют самые различные точки зрения по вопросу о содержании понятий детерминизм и причинность и о их соотношении. Очевидно, что все рассмотренные выше точки зрения на причинность и детерминизм в физике одинаково серьезно опираются на материал физических теорий и на историю физики. И тем не менее исходят из разных представлений о причинности, детерминизме и их соотношении. Это означает только одно: содержание метатеретического уровня естественнонаучного знания однозначно не определяется содержанием его теоретического и эмпирического уровней, а имеет относительно самостоятельный характер по отношению к ним. Между метатеоретическим и теоретическим знанием в рамках любой науки имеет скорее место отношение «прививки» одного уровня знания к другому, нежели отношение выводимости одного из другого. Вместе с тем, характер решения рассмотренных выше метатеоретических проблем научного познания убедительно демонстрирует существенно конвенциональную природу этих решений. Все это позволяет утверждать, что все виды и уровни научного знания ( чувственное, эмпирическое , теоретическое и метатеоретическое) не только не свободны от научных конвенций, но и то, что именно благодаря им наука способна достичь максимально определенное в структурном и содержательном отношениях знание, что и отличает науку от всех других видов человеческого знания. Вместе с тем, именно благодаря наличию в науке ее конвенциональных элементов становится очевидным человекоразмерный и относительный характер научного знания и возможность его безграничного развития в будущем. Залог этого - свободная и творческая сущность ученого.
Выводы:
1. Конвенционализм является одной из важнейших эпистемологических парадигм классической и неклассической философии науки. Однако, основной вывод из объективного анализа этой парадигмы может быть сформулирован следующим образом: даже зная все существенные и во многом глубокие идеи конвенционалистской трактовки научного знания и характера научного познания вовсе не обязательно при этом становиться конвенционалистом.
2.Возникновение конвенционалистской гносеологии науки на рубеже XIX – XX вв. является вполне закономерным. Важнейшими философскими и конкретно-научными предпосылками («корнями») возникновения и развития конвенционализма являются следующие. Философские предпосылки: кризис естественнонаучного материализма в его наивно созерцательной форме, неудачи методологических программ классического эмпирико-индуктивизма и рационализма, распространение и усиление в обществе идей релятивизма, творчества, гуманизма. Конкретно-научные основания возникновения и утверждения конвенционализма: возрастание абстрактности и степени общности естественнонаучных теорий, постоянное и сознательное использование гипотез в качестве необходимой и важнейшей формы развития научного знания, динамичное и резкое изменение понятийного аппарата науки, осознание конвенционального характера языка науки и семантики научных терминов, осознание неоднозначного характера связи теории и факта, резкое возрастание числа конкурирующих теорий, описывающих один и тот же круг эмпирических данных.
3.Конвенционалистская эпистемология имеет не только общее содержание, но и различные варианты реализации, что свидетельствует о ее значительном эвристическом потенциале. Наиболее значимыми вариантами конвенционалистской эпистемологии являются:1) классический умеренный конвенционализм А. Пуанкаре, 2) геохронометрический конвенционализм А. Грюнбаума, 3) «радикальный конвенционализм» К. Айдукевича, 4) «принцип терпимости» Р. Карнапа, 4) конвенционализм эмпирических решений К. Поппера, 5) критический конвенционализм И. Лакатоса.
4. А. Пуанкаре распространил конвенционализм на понимание природы не только теоретических, но и эмпирических научных истин, а также на область научного языка в целом. Однако при этом он полагал, что конвенционализм в науке, тем не менее, ограничен: снизу – «сырыми» фактами и инвариантными связями этих фактов, а сверху – синтетическими суждениями априори, интуицией и требованием непротиворечивости. Все эти факторы существенно ограничивают произвольность принятия соглашений.
5. А. Грюнбаум подчеркивал роль конвенций на эмпирическом уровне исследования при выборе единиц измерения и в процессе измерения, на этом основании он пришел к выводу о конвенциональном характере физических законов.
6. К. Айдукевич абсолютизировал значение конвенционального характера научных языков и семантики научных терминов. Теоретический и эмпирический уровень научного знания оказываются у него полностью конвенциональными.
7. Р. Карнап осознал, что последовательное развертывание «принципа терпимости» в методологическую доктрину потребовало бы признания того факта, что все научное знание является чисто конвенциональным построением, отказывается от конвенционализма как методологической доктрины, но тем не менее сохраняет ряд конвенционалистских установок. Они проявляются у Карнапа в отношении к языку науки, к концептуальному аппарату теории, к проблеме построения теоретических систем, классификации научных понятий, к проблеме выбора и определения единиц измерения и т.д.
8. По мнению К. Поппера, эмпирический базис науки полностью конвенционален, в силу этого он вынужден признать и теоретические построения частично конвенциональными.
9. И. Лакатос распространяет конвенционалистский подход на методологию науки. Это вынуждает Лакатоса характеризовать теоретическое знание как конвенциональное построение, что в свою очередь детерминирует конвенциональность и эмпирического знания.
10. В науке существуют следующие разновидности конвенций: семантическая, эмпирическая, теоретическая, метатеретическая. Семантическая конвенция является абсолютно необходимой для построения любого научного языка, четкой формулировки концептуального аппарата теории, для формализации научного знания. Семантические, эмпирические и теоретические конвенции играют важную и необходимую роль в процессе научного познания, в процессе взаимодействия эмпирического и теоретического уровней научного знания, в осуществлении связи научного знания с объективной действительностью.
11. Наряду с научными конвенциями столь же необходимую роль в научном познании играет противоположность семантической конвенции – метафора. Конвенция и метафора находятся в отношении дополнительности по отношению друг к другу, являясь двумя необходимыми лингвистическими инструментами при создании целостного научного образа моделируемой в науке действительности. Конвенциональное и метафорическое использование слов научного языка создает возможности для сохранения непрерывности семантической системы.
12. Конвенции имеют место не только на эмпирическом и теоретическом уровнях научного знания, но и на его метатеоретическом уровне, на уровне общенаучных и философских категорий и принципов науки. Например, это достаточно четко видно на примере использования в науке категорий причинности и детерминизма, а также решения вопроса об их соотношении. В современной философии науки существует четыре решения этого вопроса:1) объемы понятий «детерминизм» и «причинность» полностью совпадают и принцип детерминизма тождественен принципу причинности;2) объемы понятий «детерминизм» и «причинность» полностью совпадают; 3) принцип детерминизма уже принципа причинности; 4) принцип детерминизма шире принципа причинности. Различное понимание причинности и детерминизма не является произвольной игрой ума философов или ученых или чисто логическим построением возможных вариантов, а связано с определенными этапами развития содержания конкретно-научного знания и прежде всего физических теорий. Отсюда исторический характер тех конвенций, которые связаны с различным пониманием и решением проблем причинности и детерминизма.
Все права защищены © Copyright
|