www.Mini-Portal.ru
НОВОСТИ:
.............................................
|
ГЛАВА VI. Истина и нигилизм. Ницше и его творчество
§ 3. Деятельная природа субъекта. Познание как конструирование, как овладение вещами
Переоценка взглядов на эволюцию приводит Ницше к заключению о том, что эволюции, прогресса, в привычном смысле слова в природе нет и быть не может. Есть лишь различающиеся степени воплощения жизни, проявления этого начала. Если нет прогресса, если нет эволюции, а есть изменения, то в таком случае нужно лишь рассмотреть, в какой степени экземпляры этих социальных биологических объектов выражают свое внутреннее, т.е. жизнь. В работе “Воля к власти” Ницше пишет: “Ничто не развивается от низшего к высшему, человек как вид не прогрессирует” [45: 279]. “Совершенствование заключается в создании наиболее могучих индивидов, орудием которых делаются массы” [45: 266].
Нет такой черты в мире, увеличение которой мы могли бы принять за прогресс, нет критерия эволюции, и самой эволюции тоже не существует, потому что космическое начало не ставит перед собой каких-либо целей, а раз это так, то прогресса или эволюции не может существовать уже по определению.
Вот эти утверждения раскрывают методологическую установку в концепции Ницше. Через эту призму Ницше рассматривает познание, науку, мораль, религию. Все эти социальные феномены предстают у Ницше как прямое или завуалированное воплощение в человеческой деятельности воли к власти. Воля к власти – это не человеческая воля к власти, это характеристика, выраженная человеческим языком, космического начала жизни.
Уже отмечалось, что Ницше во второй период своей жизни, своего творчества (у людей мыслящих периоды жизни и творчества совпадают) отдал дань феноменологизму, что естественно для позитивистской установки. Этот феноменологизм сохранился и на третьем этапе его творчества, но приобрел совершенно иное истолкование, совершенно иную окраску. Ведущим моментом здесь уже оказался не познавательный скептицизм, а волюнтаристский оптимизм: “Фактов не существует, пишет Ницше в своей работе “Воля к власти”, а только интерпретации” [46: 588]. “Поскольку вообще слово “познание” имеет смысл, мир познаваем: но он может быть истолковываем и на иной лад, он не имеет какого-нибудь одного смысла, но бесчисленные смыслы” [46: 588589].
Таким образом, познание, утверждает Ницше, это термин, который скрывает существенные формы деятельности, частью которой является то, что обычно называется познанием. Суть деятельности – овладение вещами. Познание это лишь орудие этой деятельности.
Ницше пишет: “Весь познавательный аппарат есть абстрагирующий и упрощающий аппарат направленный не на познавание, но на овладевание вещами” [46: 595596]. Если познавательный аппарат – это абстрагирующий и упрощающий, то, естественно, что цель его не познание как таковое. Если бы его целью было бы действительно познание, то, как этот аппарат мог бы упрощать? Ведь познавать, по мнению ученых, как думает Ницше, это значит отражать действительность, как она есть. Если бы познание стремилось к отражению, к отображению, оно бы не могло быть упрощением. Он продолжает: “Цель и средство так же далеки от истинной сущности, как и понятия. При помощи «цели» и «средства» овладевают процессом <…>, а при помощи «понятий» – «вещами», которые образуют процесс” [46: 596].
Таким образом, если в концепции познания, которую развивали позитивисты, можно заметить кризис созерцательной модели познания, а точнее, выражение этого кризиса, а феноменологизм позитивистов был своеобразным итогом поиска безусловного в относительном знании, то в ницшеанстве феноменологизм имеет совершенно иное звучание. Таким образом, если в концепции позитивистов можно обнаружить кризис созерцательной модели познания, вернее, его выражения, а феноменологизм позитивизма был поиском очевидного безусловного в относительном знании, то в ницшеанстве феноменологизм имеет другое звучание.
Позитивисты искали безусловное, неокантианцы искали тоже безусловное, но уже в другой области – в теории, а не в чувственном опыте. По этому поводу Ницше пишет: “Все безусловное принадлежит к области патологии” [47: 630]. Действительно, если суть жизни в активности, то безусловного действительно не может быть, потому что безусловное означает предел, застой, конец, смерть. Этот застой – патология, в том смысле, что противоречит самой установке жизни – установке на активность. Патология для активного есть отрицание активности, как патология для живого – самоубийство. Мир явлений поэтому не может быть признан чем-то безусловным и первичным, мир явлений означает мир, рассмотренный с точки зрения ценностей, урегулированный и построенный согласно им, точки зрения полезности и возвышения власти “определенного зоологического вида”.
Лишается смысла и одна основная гносеологическая проблема, которая тревожила многие поколения философов и естествоиспытателей проблема сущности, которую надеялись раскрыть, анализируя феномены. Если мир феноменов есть уже обработанный, оформленный мир, если мы ощущаем как реальный мир этот оформленный нашими ценностями мир, то в таком случае и “сущность вещи есть только мнение о «вещи»” [46: 623].
Действительно, если человек живет в мире, оформленным его ценностями, то в таком случае и его рассуждения о сущности есть средство оформления этого мира. То, что человек выделяет как существенное, есть его, человеческое дело. Это существенно для человека (для козы и волка в огороде существенными оказываются разные вещи: для козы капуста, ну, а для волка, естественно коза). Когда человек выделяет какие-то сущности, то это означает, что человек уже сформировывает этот мир так, как ему на самом деле удобно, в котором он хочет жить.
Также в концепции Ницше лишено смысла и различение между сущностью и явлением, проводимое обычно рационально как в плане онтологии, так и в плане гносеологии. “Вещи, пишет Ницше, обязаны своим существованием всецело деятельности представляющего, мыслящего, волящего, ощущающего индивида, и притом как само понятие «вещи», так и все ее свойства” [46: 624].
Лишено смысла также и значение различия между видимостью и сущностью явления. Видимость тоже включена в наш мир в качестве равноправного элемента. ”Видимость” есть прилаженный и упрощенный мир, над которым поработали наши практические инстинкты: он для нас совершенно истинен; а именно, мы живем в нем, мы можем в нем жить, это есть доказательство его истинности для нас…” [46: 628]. Видимость это та сфера, в которой люди могут жить в силу ее, по меньшей мере, психологической комфортности.
Таким образом, феноменологизм Ницше повернут не к объекту, как это было у позитивистов, т.е. к первичной реальности, к чувственным данным, а к субъекту. Вполне откровенно и последовательно Ницше рассматривает мир как мир субъекта. Весь мир равноценен, нет сущности и явления, кажимости и действительности, все это то, в чем и с чем мы живем. Все это можно назвать нейтральным термином “феномены”. Ницше пишет: “Мир, взятый независимо от нашего условия, а именно возможности в нем жить, мир, который не сведен нами на наше бытие, нашу логику и наши психологические предрассудки, такой мир, как мир «в себе», не существует” [46: 628]. Конечно же, можно сказать, что Ницше абсолютизирует наш практический мир, и к этому добавить, что если даже все человечество исчезнет, а не только наш практический мир, то, тем не менее, мир, сам по себе, существующий объективно и независимо от нас, останется и т.д.
Но дело в том, что именно такой мир Ницше не интересует, он говорит о том мире, который важен, который интересен, существенен, значим, в конце концов, для субъекта, мир, без которого субъект жить не может. Тот мир, в котором люди существуют и могут существовать, далеко не та объективная реальность, которая существует вне зависимости от нас. И не учитывать этого факта, по меньшей мере, нельзя. Поэтому понятие мира, существования, реальности у Ницше имеет иной смысл, чем это принято традиционно – случай тривиального семантического конвенционализма – нельзя смешивать термины и понятия. Если один и тот же термин употребляется в разных теоретических контекстах, то это не значит, что это одно и то же понятие. Если термин употребляется в одном и том же смысле, то это значит, что различия между теоретическими конструкциями только внешние. Если эти концепции различны, то и термины, которые там употребляются, обозначают различные понятия. К этой, ставшей уже банальной, методологической особенности нужно быть особенно внимательным, читая Ницше, в силу особенного характера терминологии понятийного аппарата Ницше, в силу художественности, литературности его текстов.
Ницше считает, что нужно также пересмотреть и понятие реальности, которое в его конструкции неразрывно связано с концепцией возвращения, с представлением о вечном возвращении, которое обычно принято противопоставлять теориям эволюции. Ницше полностью согласен с тем, что реальное бытие стабильно, более того, он настаивает на этом. Но сама эта стабильность реального бытия – результат нашей деятельности в мире. Понятие реальности у Ницше это способ ощущения обработанного нами мира, другими словами, реален тот мир, в котором мы можем жить. Та стабильность, тот порядок, который мы наводим в мире есть результат нашей постоянной активности, удержания этой стабильности и этого порядка, этой реальности, этого мира. “Реальность лежит в непрерывном возвращении одинаковых, знакомых, родственных вещей в их логизированном характере, в уверенности, что мы можем здесь применить счет, исчислять” [46: 629]. Почему возвращаются одинаковые, родственные нам вещи? Да потому что мы сами их возвращаем, да потому что мы сами поддерживаем этот порядок, потому что у нас есть логика, которая как страж препятствует тем, кто хочет в этот мир войти и изменить его или разрушить. Она пропускает в этот мир тех, кто подходит под него. Удачные примеры, на наш взгляд, с теми редкими музеями, в которых, может быть, и не содержатся подлинные вещи какого-то писателя или какого-то деятеля культуры, но похожие на них вещи создают нужную атмосферу данной эпохи. По мнению Ницше, человек – это реставратор в собственном мире, благодаря этому и осуществляется вечное возвращение. Поэтому реальный мир противоположен не миру феноменов, т.к. он сам есть разновидность феноменов, мир реальный противоположен миру художественно-творческому, поскольку тот не познается как реальный, не стал реальным, поскольку я не живу в мире художественных образов и понимаю, что это некая особая область, постольку я имею право противопоставлять реальный мир и мир художественного творчества или фантазии. Если быть более последовательным, то, конечно, такого резкого противопоставления реального мира и мира искусства или нафантазированного мира быть, конечно же, не должно.
Конечно, нет нужды в том, чтобы доказывать то, что философия Ницше есть вариант субъективизма, но это не гносеологический субъективизм, основанный на каких-то особенностях познавательного процесса, который начинается, по сути дела, со скептицизма, с критики возможности познания, что, прежде всего, связано с именами Юма и Канта. У Ницше вариант мировоззренческого субъективизма. У него даже субъект не является точкой отсчета; “даже «субъект» есть продукт творчества, такая же «вещь», как и всякая другая, некоторое упрощение для обозначения силы, которая полагает, изобретает, мыслит, в отличие от каждого единичного акта положения, изобретения, мысли” [48: 254, 263].
Таким образом, субъект, по Ницше, оказывается моментом в потоке вечного возвращения, созданного деятельностью. Субъект, который оказывается центром мира, есть результат привычки. Как субъект создает себе привычную обстановку, так и привычная обстановка создает субъект по типу замкнутой системы с обратной связью.
Итак, перед нами определенная космологическая картина, но эту космологию можно проинтерпретировать как гипертрофированную гносеологию, которая болезненно разрослась и поглотила все остальное, – деятельная сторона субъекта. Ведь Ницше, по сути дела, нигде не рассуждает о деятельности как деятельности практической, производственной. Ницше – интеллигент, гуманитарий, поэтому деятельность для него, прежде всего деятельность познания, и этот познавательный процесс как результат активности человеческой деятельности превращается в некую тотальность.
Ницше, в некотором смысле, подобен Гегелю, к которому он относится крайне отрицательно. Во-первых, Ницше не различает активности в познании от активности в созидании. Во-вторых, Ницше, подобно тому, как это делал Гегель в отношении Канта, закрыл гносеологическую проблематику, отождествив субъект и объект. Ницше, по сути дела, рассматривает мыслительную деятельность как универсальную, хотя он и говорит о познании как средстве овладения вещами, фактически познание в его системе предстает как орудие созидания вещей. Поэтому, не случайна для него “логика – есть попытка понять действительный мир по известной созданной нами схеме сущего, правильнее говоря: сделать его для нас более доступным формулировке и вычислению…” [46: 602]. А истина не более чем полезность, по сути дела, истина ничем не отличается от полезного заблуждения. “Ложность суждения ещё не служит для нас возражением против суждения <…> Вопрос в том, насколько суждение споспешествует жизни, поддерживает жизнь, поддерживает вид, даже, возможно, способствует воспитанию вида” [46: 564]. Дело в том, что термины “истина” и “заблуждение”, по Ницше, унаследованы от прошлого словаря. Эти термины должны приобрести совершенно другой смысл через их столкновение с терминами, которые в старых концепциях имеют противоположный смысл. Такое столкновение противоположных терминов есть средство переосмысления традиционного словаря философии.
Все права защищены © Copyright
|
